Полное собрание стихотворений - [37]

В чем имелись ожиданья,

Все, что ей царевич выдал

Темной ночью, в час лобзанья!

Черной рабскою душою

Продала, кого любила!

Жизнь не раз уже рабами

Предстоявшим рабству мстила...

Собрал Петр большую думу,

И та дума порешила:

Казни заслужил царевич, —

И не трон ему – могила!..

А уж что за это время

Петр испытывал – словами

Передать нельзя! в грядущем

Дальнозоркими очами

Уж чего не прозревал он?

Говорят, что он, часами

Неподвижен, недоступен, —

Одержим был столбняками!

Не для сладких сантиментов,

Не для временной забавы

Из своих тесал он мыслей

Основания державы!

Неспроста стрельцов сгубил он

В разливной крови расправы

И на дыбу гнал крамолу,

Ассамблеей гладил нравы!

«Погубить ли мне Россию

Или сына?– Бог с ним, с сыном!..»

И поставлен Петр Великий

Над другими иcпoлинoм!

Как его, гиганта, мерить

Нашим маленьким аршином?

Где судить траве о тыне,

Разрастаясь по-над тыном?

Новгородское предание

Да, были казни над народом...

Уж шесть недель горят концы!

Назад в Москву свою походом

Собрались царские стрельцы.

Смешить народ оцепенелый

Иван епископа послал,

Чтоб, на кобылке сидя белой,

Он в бубны бил и забавлял.

И новгородцы, не переча,

Глядели бледною толпой,

Как медный колокол с их веча

По воле царской снят долой!

Сияет копий лес колючий,

Повозку царскую везут;

За нею колокол певучий

На жердях гнущихся несут.

Холмы и топи! Глушь лесная!

И ту размыло... Как тут быть?

И царь, добравшись до Валдая,

Приказ дал: колокол разбить.

Разбили колокол, разбили!..

Сгребли валдайцы медный сор,

И колокольчики отлили,

И отливают до сих пор...

И, быль старинную вещая,

В тиши степей, в глуши лесной,

Тот колокольчик, изнывая,

Гудит и бьется под дугой!...

Корона патриарха Никона

Ф. М. Маркову

Есть в Патриаршей ризнице -в Москве

Среди вещей, достойных сохраненья,

.Предмет большого, важного значенья,

Дававший пищу некогда молве,

Теперь в нем смысл живого поученья,

И этот смысл не трудно уловить...

Корона Никона! В ней – быть или не быть

Царева друга, гордого монаха,

В ней след мечты, поднявшейся из праха;

И так и чувствуешь какой-то смутный страх,

Как бы стоишь у края грозной кручи...

Двум бурям не гудеть из той .же самой тучи,

Двум солнцам не светить на тех же небесах!

И так и кажется: с церковного амвона,

Первовестителем духовного закона,

Он, Никон, шествует народ благословить;

Покорный причт толпится; услужить

Торопится... На Никоне корона!

Вот эта самая! По узкому пути

В неясном шепоте проносится толпою,

Что будет летописью, быв сперва молвою:

«Смотри, смотри! Бес вышел мир пасти!

Два ценные венца несет над головою,

Их будет семь! Он в злато облечен,

Идет святителем, в нем бес неузнаваем,

В святом писании он назван Абадонн...

Слыхали ль? Нет? В ночи к палате царской

Кольчатым змеем бес по лестнице всползал,

Играл с венцом царевым, проникал

В синклит духовный и в совет боярский...

Смотри, смотри, как шапка-то горит!

Царев венец на ней не по уставу!

То бес идет! Ведет свою ораву,

Он тех прожжет, кого благословит»...

Молва, молва! В твоем ли беспокойном

Живом сознанье слышится порой,

В намеке быстром, в помысле нестройном,

Призыв набатный силы вечевой!

В твоем ребяческом и странном измышленье

Горит в глубокой тьме, в таинственном прозренье,

Сторожевая мысль по дремлющим умам!

Созданиям молвы, как детям в царство бога,

Открыта издавна широкая дорога

До недр истории, ко всем ее мощам...

Корона! Шутка ли? Забытая, немая,

Объята грезою несбывшегося сна,

Она лежит теперь безмолвна и пышна,

Того, что думалось под ней, не разглашая.

Вокруг оглавия поднялись лепестки,

Блестя алмазами, высоко проступили

И царственным венцом отвсюду окружили

Монашеский клобук, зажав его в тиски.

В ней мысль воплощена, рожденная недаром!

Отвага в ней была и на успех расчет...

В ней были мор и смрад, и веяло пожаром

Всего того, чем силен стал народ!

В ней что-то чуждое воочию слагалось:

К родной нам церкви язва присосалась,

Опасным замыслом был мощный ум объят,

Годами бед и зол неслыханных чреват.

Но где-то там, внизу, в толпах, сознали рано,

Стихийной силою всей чуткости своей,

Что может изойти из гари и тумана

Двух перевившихся в единое огней!

Борьбой неравною народ мог быть осилен!

Как с патриархом быть – он сам пути нашел:

Ведь Никон – еретик, он книги перевел

Неверно с истиной, в них ряд улик обилен, —

И Никон пал, и начался раскол...

Народ метет порой великим дуновеньем...

Наскучив разбирать, кто прав и кто велик,

Сквозь мысли лживые, с их долгим самомненьем, —

Он продвигает вдруг свой затемненный лик:

«Я здесь, – гласит тогда, – и вот чего желаю!

Вот это, – молвит, – мне по сердцу, по плечу!

Чего мне надобно, ясней других я знаю,

А потому-то вас, как грезу сна, свеваю,

Вас, жаждущих того, чего я не xoчy!»

Народ... Народ... Он сам сложил свое былое!

Он дал историю! В ней все его права!

Другим успех и мощь в том или в этом строе,

Жизнь в наслоениях, законы в каждом слое,

Призванья пестрые... Но нам нужна Москва,

Москва единая над неоглядной ширью

Разбросанных везде рабочих деревень,

Нам, нам, – нехитрый быт, родных поверий сень

И святость догмата, с Каноном и Псалтырью!

Нам песня, полная суровой простоты,

И дни короткие, и жгучие метели,

И избы дымные, и жесткие постели;

Несдержанный разгул, безумные мечты...

Нам заповедный труд томительных исканий,