Полное собрание стихотворений

«… Менее всего Случевский был художник. Он писал свои стихи как-то по-детски, каракулями, – не почерка, а выражений. В поэзии он был косноязычен, но как Моисей. Ему был нужен свой Аарон, чтобы передавать другим божеские глаголы; он любил выступать под чужой маской: Мефистофеля, „одностороннего человека“, духа („Посмертные песни“), любил заимствовать чужую форму, хотя бы пушкинской поэмы. Когда же, в „Песнях из уголка“ например, он говорил прямо от себя, все у него выходило как-то нескладно, почти смешно, и вместе с тем часто пророчески сильно, огненно ярко. В самых увлекательных местах своих стихотворений он вдруг сбивался на прозу, неуместно вставленным словцом разбивал все очарование и, может быть, именно этим достигал совершенно особого, ему одному свойственного, впечатления. Стихи Случевского часто безобразны, но это то же безобразие, как у искривленных кактусов или у чудовищных рыб-телескопов. Это – безобразие, в котором нет ничего пошлого, ничего низкого, скорее своеобразие, хотя и чуждое красивости. …» (В.Брюсов)

Жанр:	Поэзия
Серии:	-
Всего страниц:	69
ISBN:	-
Год издания:	Не установлен
Формат:	Полный

Полное собрание стихотворений читать онлайн бесплатно

Шрифт

Интервал

Ранние стихотворения

Ночь

Есть страшные ночи, их бог посылает

Карать недостойных и гордых сынов,

В них дух человека скорбит, изнывает,

В цепи несловимых, томительных снов.

Загадочней смерти, душнее темницы,

Они надавляют бессильную грудь,

Их очерки бледны, их длинны страницы —

Страшимся понять их, к ним в смысл заглянуть.

А сил не хватает покончить мученья,

Ворочает душу жестокая ночь,

Толпой разбегаются, вьются виденья,

Хохочут и дразнят, и прыгают прочь.

Затронут на сердце все струны живые,

Насилу проснешься, – все тихо во мгле,

И видишь в окошке, как тени ночные

Дозором гуляют по спящей земле.

Стена над кроватью луной серебрится,

И слышишь, как бьется горячая кровь,

Попробую спать я, авось не приснится,

Чудовищный сон тот не выглянет вновь.

Но тщетны надежды, плетутся мученья,

Ворочает душу жестокая ночь,

Толпой разбегаются, вьются виденья,

Хохочут и дразнят, и прыгают прочь.

Но ночь пролетела, восток рассветает,

Рассеялись тени, мрак ночи исчез,

Заря заалела и быстро сметает

Звезду за звездой с просветлевших небес.

Проснешься ты бледный, с померкнувшим взором,

С души расползутся страшилища прочь;

Но будешь ты помнить, как ходят дозором

Виденья по сердцу в жестокую ночь.

«Я видел свое погребенье...»

Я видел свое погребенье.

Высокие свечи горели,

Кадил непроспавшийся дьякон,

И хриплые певчие пели.

В гробу на атласной подушке

Лежал я, и гости съезжались,

Отходную кончил священник,

Со мною родные прощались.

Жена в интересном безумьи

Мой сморщенный лоб целовала

И, крепом красиво прикрывшись,

Кузену о чем-то шептала.

Печальные сестры и братья

(Как в нас непонятна природа!)

Рыдали при радостной встрече

С четвертою частью дохода.

В раздумьи, насупивши брови,

Стояли мои кредиторы,

И были и мутны и страшны

Их дикоблуждавшие взоры.

За дверью молились лакеи,

Прощаясь с потерянным местом,

А в кухне объевшийся повар

Возился с поднявшимся тестом.

Пирог был удачен. Зарывши

Мои безответные кости,

Объелись на сытных поминках

Родные, лакеи и гости.

В мороз

Под окошком я стою

И под нос себе пою,

И в окошко я гляжу,

И от холода дрожу.

В длинной комнате светло,

В длинной комнате тепло.

Точно сдуру на балу,

Тени скачут по стеклу.

Под окошками сидят,

Да в окошки не глядят,

Знать, на улицу в окно

И глядеть-то холодно.

У дверей жандарм стоит,

Звонкой саблею стучит,

Экипажи стали в ряд,

Фонари на них горят.

А на небе-то черно,

А на улице темно.

И мороз кругом трещит...

Был и я когда-то сыт.

Из Гейне

В ночь родительской субботы,

Трое суток пропостившись,

Приходил я на кладбище,

Причесавшись и побрившись.

Знаю я, кому придется

В этот год спуститься в землю,

Кто из смертных, из живущих,

Кувырнется, захлебнется.

Кто-то лысый – полосатый,

В красных брюках, в пестрых перьях,

Важно шел петушьим шагом,

Тонконогий и пузатый.

Кто-то длинный, очень длинный,

В черном фраке, в черной шляпе,

Шел, размашисто шагая,

Многозвездный, многочинный.

Кто-то, радостями съеден,

В туго стянутом корсете,

Раздушен и разрумянен,

Проносился вял и бледен.

Шли какие-то мундиры,

Камергеры, гоф-фурьеры,

Экс-жандармы, виц-министры,

Пехотинцы, кирасиры.

Шли замаранные люди,

Кто в белилах, кто в чернилах,

Шли забрызганные грязью,

Кто по шею, кто по груди.

Шли – и в землю опускались...

Громко каркали вороны,

На болоте выла вьюга

И лягушки откликались.

На кладбище

Я лежу себе на гробовой плите,

Я смотрю, как ходят тучи в высоте,

Как под ними быстро ласточки летят

И на солнце ярко крыльями блестят.

Я смотрю, как в ясном небе надо мной

Обнимается зеленый клен с сосной,

Как рисуется по дымке облаков

Подвижной узор причудливых листов.

Я смотрю, как тени длинные растут,

Как по небу тихо сумерки плывут,

Как летают, лбами стукаясь, жуки,

Расставляют в листьях сети пауки...

Слышу я, как под могильною плитой

Кто-то ежится, ворочает землей,

Слышу я, как камень точат и скребут

И меня чуть слышным голосом зовут:

«Слушай, милый, я давно устал лежать!

Дай мне воздухом весенним подышать,

Дай мне, милый мой, на белый свет взглянуть,

Дай расправить мне придавленную грудь.

В царстве мертвых только тишь да темнота,

Корни цепкие, да гниль, да мокрота,

Очи впавшие засыпаны песком,

Череп голый мой источен червяком,

Надоела мне безмолвная родня.

Ты не ляжешь ли, голубчик, за меня?»

Я молчал и только слушал: под плитой

Долго стукал костяною головой,

Долго корни грыз и землю скреб мертвец,

Копошился и притихнул наконец.

Я лежал себе на гробовой плите,

Я смотрел, как мчались тучи в высоте,

Как румяный день на небе догорал,

Как на небо бледный месяц выплывал,

Как летали, лбами стукаясь, жуки,

Как на травы выползали светляки...

«Ходит ветер избочась...»

Ходит ветер избочась

Вдоль Невы широкой,

Снегом стелет калачи

Бабы кривобокой.

Бьется весело в гранит,

Вихри завивает

И, метелицей гудя,

Плачет да рыдает.

Под мостами свищет он

И несет с разбега

Белогрудые холмы

Молодого снега.

Под дровнишки мужика

Все ухабы сует,

Кляче в старые бока

Безотвязно дует.

Он за валом крепостным

Воет жалким воем

На соборные часы

С их печальным боем:

Много близких голосов

Слышно в песнях ваших,

Сказок муромских лесов,

Песен дедов наших!

Ходит ветер избочась

Вдоль Невы широкой,

Снегом стелет калачи

Бабы кривобокой.

«Ночь. Темно. Глаза открыты...»

Ночь. Темно. Глаза открыты,

И не видят, но глядят;

Слышу, жаркие ланиты

Продолжить чтение

Еще от автора Константин Константинович Случевский

Константин Случевский

Черная буря

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Константин Случевский

Черноземная полоса

Константин Случевский

В пути

Константин Случевский

Из дневника одностороннего человека

Константин Случевский

Мурманские отголоски

Константин Случевский

Профессор бессмертия

В повести «Профессор бессмертия» (1891) Случевский пытается, опираясь на достижения естественных наук, доказать религиозную идею бессмертия души.Повесть публиковалась в сборнике «Профессор бессмертия. Мистические произведения русских писателей», Феникс, 2005 г.

Рекомендуем почитать

Роберт Уильямс

Полет «Утренней звезды»

Подчиняясь тяготению Солнца, космический корабль сделал прыжок в гиперпространстве и опустился на мирную, зеленую, обитаемую планету. Смогут ли земляне вернуться домой из этого рая?

Генри Олди

Волчонок

Марк Кай Тумидус, гражданин Великой Помпилии, с детства мечтал о карьере военного. Разрыв с отцом, слезы матери, молчаливый укор деда – ничто не могло изменить решения юноши. Карьера сложилась, но не так, как рассчитывал юный Марк. Курсант училища абордажной пехоты; удачливый дуэлянт, неудачливый узник гауптвахты.Рядовой боец, гроза «дедов» с мечами в петлицах, завсегдатай лазарета; убийца атамана Гната. Младший офицер внешней разведки, третий навигатор «Дикаря», сменивший имя на прозвище Кнут. Человек с двумя жизнями, и обе, кажется, подходят к концу…Гвардии легат Тумидус, дядя Марка, мог бы гордиться племянником.

Джеймс Хайнс

Рассказ лектора

Не было бы счастья, да несчастье помогло… воистину так начинается история немолодого «университетского интеллектуала», в чернейший из дней жизни лишившегося пальца собственного — и получившего палец новый… Так начинается фантасмагория, в которой роскошь злой сатиры на современные «научные нравы» уступает только неистовству черного юмора.

Ненси Джонс

Молли

Нэнси Дж. Джонс преподает в Университете Северной Каролины в Вашингтоне, где она получила научную степень за исследование творчества Владимира Набокова; в июне 1997 г. в «Бюллетене биографий» вышла ее работа, посвященная роману «Лолита». Ее короткие рассказы публиковались в различных литературных журналах. «Молли» – первый роман Джонс, единодушно признанный критикой одним из самых блестящих литературных дебютов конца ХХ в. Автору удалось взглянуть на «Лолиту» под новым, неожиданным углом зрения, и хотя сюжетно оба этих романа очень близки (даже имена героев нарочито похожи), это два совершенно разных произведения» два различных мировосприятия.В центре повествования судьбы двух подруг – одна из них, Молли, практически полностью повторяет путь Лолиты, а другая узнает об этом только после ее смерти, из дневников и писем.