Полное собрание стихотворений - [21]

«Вот – мои воспоминанья...»

Вот – мои воспоминанья:

Прядь волос, письмо, платок,

Два обрывка вышиванья,

Два кольца и образок...

Но – за теменью былого —

В именах я с толку сбит.

Кто они? Не дать ли слова,

Что и я, как те, забыт!

В этом – времени учтивость,

Завершение всему,

Золотая справедливость:

Ничего и никому!..

«С простым толкую человеком...»

С простым толкую человеком...

Телега, лошадь, вход в избу...

Хвалю порядок в огороде,

Хвалю оконную резьбу.

Все – дело рук его... Какая

В нем скромных мыслей простота!

Не может пошатнуться вера,

Не может в рост пойти мечта.

Он тридцать осеней и весен

К работе землю пробуждал;

Вопрос о том, зачем все это, —

В нем никогда не возникал.

О, как жестоко подавляет

Меня спокойствие его!

Обидно, что признанье это

Не изменяет ничего...

Ему – раек в театре жизни,

И слез, и смеха простота;

Мне – злобы дня, сомненья, мудрость

И – на вес золота мечта!

«Старый дуб листвы своей лишился...»

Старый дуб листвы своей лишился

И стоит умерший над межою;

Только ветви кажутся плечами,

А вершина мнится головою.

Приютил он, будучи при жизни,

Сиротинку-семя, что летало,

Дал ему в корнях найти местечко,

И оно тихонько задремало.

И всползла по дубу повилика,

Мертвый остов зеленью одела,

Разубрала листьями, цветами,

Придала как будто облик тела!

Ветерок несется над межою;

Повилика венчики качает...

Старый дуб в обличии забытом

Оживает, право – оживает!

«Мельчают, что ни день, людские поколенья...»

Мельчают, что ни день, людские поколенья!

Один иль два удара в них судьбы, —

Как паралитики, лишаются движенья,

Как неврастеники, являют исступленья,

И спины их сгибаются в горбы.

О, сколько хилости и вырождений с детства!

И им-то, слабым, в будущем грозят

Такие страшные задачи и наследства

Особых способов и видов людоедства,

Каких не знали сорок лет назад.

Простите, дети, нас, преступных перед вами...

Природа-мать, призвав отцов любить,

Их незаметными опутала сетями,

И вы, несчастные, рождались матерями,

Не знавшими, как вам придется жить...

«Нет, никогда, никто всей правды не узнает...»

Нет, никогда, никто всей правды не узнает

Позора твоего земного бытия.

Толпа свидетелей с годами вымирает

И не по воле, нет, случайно, знаю я.

Оправдывать тебя – никто мне не поверит;

Меня ..сообщником, пожалуй, назовут;

Все люди про запас, на случай, лицемерят,

Чтоб обелить себя, виновных выдают!

Но если глянет час последних показаний,

Когда все бренное торжественно сожгут

Пожары всех миров и всех их сочетаний, —

Людские совести проступят и взойдут,

И зацветут они не дерзко-торопливо,

Не в диком ужасе, всей сутью трепеща;

Нет, совести людей проступят молчаливо,

В глухом безмолвии всем обликом крича!

Тогда увидятся такие вырожденья,

Что ты – в единственной большой вине своей —

Проглянешь, в затхлости посмертного цветенья,

Чистейшей лилией, красавицей полей.

«Да, да! Всю жизнь мою я жадно собирал...»

Да, да! Всю жизнь мою я жадно собирал,

Что было мило мне! Так я друзей искал,

Так – памятью былых, полузабытых дней —

Хранил я множество незначащих вещей!

Я часто Плюшкиным и Гарпагоном был,

Совсем ненужное старательно хранил.

Мне думалось, что я не буду сир и наг,

Имея свой родной, хоть маленький, очаг;

Что в милом обществе любезных мне людей,

В живом свидетельстве мне памятных вещей

Себя, в кругу своем, от жизни оградив,

Я дольше, чем я сам, в вещах останусь жив;

И дерзко думал я, что мертвому вослед

Все это сберегут хоть на немного лет...

Что ж? Ежели не так и все в ничто уйдет,

В том, видно, суть вещей! И я смотрю вперед,

Познав, что жизни смысл и назначенье в том,

Чтоб сокрушить меня и, мне вослед, мой дом,

Что места требуют другие, в жизнь скользя,

И отвоевывать себе свой круг – нельзя!

«Все чаще говорить приходится – „забыл“...»

Все чаще говорить приходится – «забыл»,

И все яснее мне, что я совсем «устал»;

Все чаще слышат те, с кем говорю, – «я был»,

И, что ни день, твержу все чаще – «я желал».

Все реже сознаю, что «радость ждет меня»,

Совсем не говорю – «я жажду, я ищу»;

И в слабых проблесках темнеющего дня,

Оскудевающий, надеюсь и молчу...

«Ты не гонись за рифмой своенравной...»

Ты не гонись за рифмой своенравной

И за поэзией – нелепости оне:

Я их сравню с княгиней Ярославной,

С зарею плачущей на каменной стене.

Ведь умер князь, и стен не существует,

Да и княгини нет уже давным-давно;

А все как будто, бедная, тоскует,

И от нее не все, не все схоронено.

Но это вздор, обманное созданье!

Слова – не плоть... Из рифм одежд не ткать!

Слова бессильны дать существованье,

Как нет в них также сил на то, чтоб убивать...

Нельзя, нельзя... Однако преисправно

Заря затеплилась; смотрю, стоит стена;

На ней, я вижу, ходит Ярославна,

И плачет, бедная, без устали она.

Сгони ee! Довольно ей пророчить!

Уйми все песни, все! Вели им замолчать!

К чему они ? Чтобы людей морочить

И нас, то здесь – то там, тревожить и смущать!

Смерть песне, смерть! Пускай не существует!

Вздор рифмы, вздор стихи! Нелепости оне!..

А Ярославна все-таки тоскует

В урочный час на каменной стене...

«Ни слава яркая, ни жизни мишура...»

Ни слава яркая, ни жизни мишура,

Ни кисти, ни резца бессмертные красоты,

Ни золотые дни, ни ночи серебра

Не в силах иногда согнать с души дремоты.

Но если с детских лет забывшийся напев