Полное собрание стихотворений - [20]

У ног твоих раскину я узорный

Живой ковер.

Окрылены неведомым стремленьем,

Над всем земным

В каком огне, с каким самозабвеньем

Мы полетим!

И, просияв в лазури сновиденья,

Предстанешь ты

Царить навек в дыханьи песнопенья

И красоты.

13 апреля 1891

Вечера и ночи

«Долго еще прогорит Веспера скромная лампа…»

Долго еще прогорит Веспера скромная лампа,

Но уже светит с небес девы изменчивый лик.

Тонкие змейки сребра блещут на влаге уснувшей.

Звездное небо во мгле дальнего облака ждет.

Вот потянулось оно, легкому ветру послушно,

Скрыло богиню, и мрак сладостный землю покрыл.

1842

«Что за вечер! А ручей…»

Что за вечер! А ручей

Так и рвется.

Как зарей-то соловей

Раздается!

Месяц светом с высоты

Обдал нивы,

А в овраге блеск воды,

Тень да ивы.

Знать, давно в плотине течь:

Доски гнилы, —

А нельзя здесь не прилечь

На перилы.

Так-то всё весной живет!

В роще, в поле

Всё трепещет и поет

Поневоле.

Мы замолкнем, что в кустах

Хоры эти, —

Придут с песнью на устах

Наши дети;

А не дети, так пройдут

С песнью внуки:

К ним с весною низойдут

Те же звуки.

1847

«Право, от полной души я благодарен соседу…»

Право, от полной души я благодарен соседу:

Славная вещь — под окном в клетке держать соловья

Грустно в неволе певцу, но чары сильны у природы:

Только прощальным огнем озлатятся кресты на церквах

И в расцветающий сад за высоким, ревнивым забором

Вечера свежесть вдыхать выйдет соседка одна, —

Тени ночные в певце пробудят желание воли,

И под окном соловей громко засвищет любовь.

Что за головка у ней, за белые плечи и руки!

Что за янтарный отлив на роскошных извивах волос!

Стан — загляденье! притом какая лукавая ножка!

Будто бы дразнит мелькая… Но вечер давно уж настал…

Что ж не поет соловей или что ж не выходит соседка?…

Может, сегодня мы все трое друг друга поймем.

1842

«Я люблю многое, близкое сердцу…»

Я люблю многое, близкое сердцу,

Только редко люблю я…

Чаще всего мне приятно скользить по заливу

Так — забываясь

Под звучную меру весла,

Омоченного пеной шипучей, —

Да смотреть, много ль отъехал

И много ль осталось,

Да не видать ли зарницы…

Изо всех островков,

На которых редко мерцают

Огни рыбаков запоздалых,

Мил мне один предпочтительно…

Красноглазый кролик

Любит его;

Гордый лебедь каждой весною

С протянутой шеей летает вокруг

И садится с размаха

На тихие воды.

Над обрывом утеса

Растет, помавая ветвями,

Широколиственный дуб.

Сколько уж лет тут живет соловей!

Он поет по зарям,

Да и позднею ночью, когда

Месяц обманчивым светом

Серебрит и волны и листья,

Он не молкнет, поет

Всё громче и громче.

Странные мысли

Приходят тогда мне на ум:

Что это — жизнь или сон?

Счастлив я или только обманут?

Нет ответа…

Мелкие волны что-то шепчут с кормою,

Весло недвижимо,

И на небе ясном высоко сверкает зарница.

1842

«Вдали огонек за рекою…»

Вдали огонек за рекою,

Вся в блестках струится река,

На лодке весло удалое,

На цепи не видно замка.

Никто мне не скажет: «Куда ты

Поехал, куда загадал?»

Шевелись же весло, шевелися!

А берег во мраке пропал.

Да что же? Зачем бы не ехать?

Дождешься ль вечерней порой

Опять и желанья, и лодки,

Весла, и огня за рекой?..

1842

«Скучно мне вечно болтать о том, что высоко, прекрасно…»

Скучно мне вечно болтать о том, что высоко, прекрасно;

Все эти толки меня только к зевоте ведут…

Бросив педантов, бегу с тобой побеседовать, друг мой;

Знаю, что в этих глазах, черных и умных глазах,

Больше прекрасного, чем в нескольких стах фолиантах,

Знаю, что сладкую жизнь пью с этих розовых губ.

Только пчела узнает в цветке затаенную сладость,

Только художник на всём чует прекрасного след.

1842

«Я жду… Соловьиное эхо…»

Я жду… Соловьиное эхо

Несется с блестящей реки,

Трава при луне в бриллиантах,

На тмине горят светляки.

Я жду… Темно-синее небо

И в мелких, и в крупных звездах,

Я слышу биение сердца

И трепет в руках и в ногах.

Я жду… Вот повеяло с юга;

Тепло мне стоять и идти;

Звезда покатилась на запад…

Прости, золотая, прости!

1842

Здравствуй! тысячу раз мой привет тебе, ночь!

Опять и опять я люблю тебя,

Тихая, теплая,

Серебром окаймленная!

Робко, свечу потушив, подхожу я к окну…

Меня не видать, зато сам я всё вижу…

Дождусь, непременно дождусь:

Калитка вздрогнет, растворяясь,

Цветы, закачавшись, сильнее запахнут, и долго,

Долго при месяце будет мелькать покрывало.

1842

«Друг мой, бессильны слова, — одни поцелуи всесильны…»

Друг мой, бессильны слова, — одни поцелуи всесильны…

Правда, в записках твоих весело мне наблюдать,

Как прилив и отлив мыслей и чувства мешают

Ручке твоей поверять то и другое листку;

Правда, и сам я пишу стихи, покоряясь богине, —

Много и рифм у меня, много размеров живых…

Но меж ними люблю я рифмы взаимных лобзаний,

С нежной цезурою уст, с вольным размером любви.

1842

«Ночью как-то вольнее дышать мне…»

Ночью как-то вольнее дышать мне,

Как-то просторней…

Даже в столице не тесно!

Окна растворишь:

Тихо и чутко

Плывет прохладительный воздух.

А небо? А месяц?

О, этот месяц-волшебник!

Как будто бы кровли

Покрыты зеркальным стеклом,

Шпили и кресты — бриллианты;

А там, за луной, небосклон

Чем дальше — светлей и прозрачней.

Смотришь — и дышишь,

И слышишь дыханье свое,

И бой отдаленных часов,

Да крик часового,

Да изредка стук колеса

Или пение вестника утра.

Вместе с зарею и сон налетает на вежды,

Светел, как призрак.