Полное собрание стихотворений - [18]

Плетет он прекрасно. Но, дедушка, что же молчишь ты?

Зачем головой ты качаешь? Иль этого мало?

Возьми же в придачу ты ‘овцу любую!» — «Шалунья,

Шалунья, не знать чем платят в твои годы за песни!»

— Чего же тебе?» — «Поцелуя». — «Чего?» — «Поцелуя!»

— Как, этой безделицы?» — «Ах за нее я отдал

Не только венок и свирелку, корзинку и ‘овцу:

Себя самого! Поцелуй же!» — «Ах, дедушка добрый!

Все овцы мои разбежались; чтоб волк их не встретил,

Прощай, побегу я за ними». — Сказала, и мигом,

Как легкая серна, как нимфа дубравная скрылась.

Взглянул я на кудри седые, вздохнул и промолвил:

Цвет белый приятен пастушкам в нарциссах, в лилеях;

А белые кудри пастушкам не милы. Вот, други,

Вам песнь моя: весела ли судите вы сами».

Умолк. Все хвалили веселую песню Дамона;

А Хлоя дала поцелуй (так хотели пастушки)

Седому слагателю песен игривых и сладких,

И радость блеснула во взорах певца. Возвращаясь

К своим шалашам пастухи и пастушки «О, боги, -

Молились, — пошлите вы нам добродетель и мудрость!

Пусть весело встретим мы старость, подобно Дамону!

Пусть так же без грусти, с улыбкою скажем:

"Бывало любили меня, а нынче не любят!"»

1821

НА СМЕРТЬ СОБАЧКИ АМИКИ

О, камены, камены всесильные!

Вы внушите мне песню унылую;

Вы взгляните: в слезах Аматузия,

Горько плачут амуры и грации.

Нет игривой собачки у Лидии,

Нет Амики, прекрасной и ласковой.

И Диана, завидуя Лидии,

Любовалась невольно Амикою.

Ах, она была краше, игривее

Резвых псов звероловницы Делии.

С ее шерстью пуховой и вьющейся

Лучший шелк Индостана и Персии

Не равнялся ни лоском, ни мягкостью.

Не делила Амика любви своей:

Нет! Любила одну она Лидию;

И при ней приближьтесь вы к Лидии

(Ах, и ревность была ей простительна!):

Она вскочет, залает и кинется,

Хоть на Марса и Зевса могучего.

Вот как нежность владела Амикою,

И такой мы собачки лишилися!

Как на рок не роптать и не плакаться?

Семь уж люстров стихами жестокими

Бавий мучит граждан и властителей;

А она и пол-люстра, невинная!

Не была утешением Лидии.

Ты рыдай, ты рыдай, Аматузия,

Горько плачьте амуры и грации!

Уж Амика ушла за Меркурием

За Коцит и за лету печальную,

Невозвратно, в обитель Аидову,

В те сады, где воробушек Лесбии

На руках у Катулла чиликает.

1821

В АЛЬБОМ

О, сила чудной красоты!

К любви, по опыту, холодный,

Я забывал, душой свободный,

Безумой юности мечты;

И пел, товарищам угодный,

Вино и дружество — но ты

Явилась, душу мне для муки пробудила,

И лира про любовь опять заговорила.

1821

МУЗАМ

С благовейною душой

Поэт, упавши на колены,

И фимиамом и мольбой

Вас призывает, о камены,

В свой домик низкий и простой!

Придите, девы, воскресить

В нем прежний пламень вдохновений

И лиру к звукам пробудить:

Друг ваш и друг его Евгений

Да будет глас ее хвалить.

Когда ж весна до вечных льдов

Прогонит вьюги и морозы -

На ваш алтарь, красу цветов,

Положит первые он розы

При пеньи радостных стихов.

1821

ПОДРАЖАНЬЕ БЕРАНЖЕ

Однажды бог, восстав от сна,

Курил сигару у окна

И, чтоб заняться чем от скуки,

Трубу взял в творческие руки;

Глядит и видит вдалеке -

Земля вертится в уголке.

«Чтоб для нее я двинул ногу,

Чорт побери меня, ей Богу!

О человеки все цветов! -

Сказал, зевая, Саваоф, -

Мне самому смотреть забавно,

Как вами управляю славно.

Но бесит лишь меня одно:

Я дал вам девок и вино,

А вы, безмозглые пигмеи,

Колотите друг друга в шеи

И славите потом меня

Под гром картечного огня.

Я не люблю войны тревогу,

Чорт побери меня, ей Богу!

Меж вами карлики — цари

Себе воздвигли алтари

И думают они, буффоны,

Что я надел на них короны

И право дал душить людей.

Я в том не виноват, ей-ей!

Но я уйму их понемногу,

Чорт побери меня, ей Богу!

Попы мне честь воздать хотят,

Мне ладан под носом курят,

Страшат вас светопредставленьем

И ада грозного мученьем.

Не слушайте вы их вранья,

Отец всем добрым детям я;

По смерти муки не страшитесь,

Любите, пейте, веселитесь…

Но с вами я заговорюсь…

Прощайте! Гладкого боюсь!

Коль в рай ему я дам дорогу,

Чорт побери меня, ей Богу!»

1821 (?)

ЛУНА

Я вечером с трубкой сидел у окна;

Печально глядела в окошко луна;

Я слышал: потоки шумели вдали;

Я видел: на холмы туманы легли.

В душе замутилось, я дико вздрогнул:

Я прошлое живо душой вспомянул!

В серебряном блеске вечерних лучей

Явилась мне Лила — веселье очей.

Как прежде шепнула, коварная мне:

«Быть вечно твоею клянусь при луне».

Как прежде за тучи луна уплыла,

И нас разлучила неверная мгла.

Из трубки я выдул сгоревший табак,

Вздохнул и на брови надвинул колпак.

1821 или 1822

Н. И. ГНЕДИЧУ

Муза вчера мне, певец, принесла закоцитную новость:

В темный недавно Айдес тень славянина пришла;

Там, окруженная сонмом теней любопытных, пропела

(Слушал и древний Омер) песнь Илиады твоей.

Старец наш к персям вожатого-юноши сладко приникнув,

Вскрикнул: «Вот слава моя, вот чего веки я ждал!»

1821 или 1822

НА СМЕРТЬ *** (сельская элегия)

Я знал ее: она была душою

Прелестней своего прекрасного лица.

Умом живым, мечтательной тоскою,

Как бы предчувствием столь раннего конца,

Любовию к родным и к нам желаньем счастья,

Всем, милая, она несчастлива была,

И, как весенний цвет, расцветший в дни несчастья,

Она внезапно отцвела.

И кто ж? Любовь ей сердце отравила!

Она неверного пришельца полюбила:

На миг ее пленяся красотой,

Он кинулся в объятия другой