Полное собрание стихотворений - [52]

Мюнхен

«Опять он здесь, в рядах борцов...»

Опять он здесь, в рядах борцов.

Он здесь – пришелец из Женевы.

Он верит: рухнет гнет оков.

Друзья свободы, где вы, где вы?

Друзья, на выручку ужель

Не шлете вольного отряда?

Уже рассыпалась шрапнель

Над опустевшей баррикадой.

Вот позвонят, взломают дверь.

В слепом усердии неистов,

Команду рявкнет, будто зверь, —

Войдет с отрядом лютый пристав.

Не дрогнет он. Безумный взгляд

Его лицо не перекосит,

Когда свой яростный снаряд

Жандарму под ноги он бросит.

Промчится бредом пьяный миг.

В груди всклокочет вольный хохот,

Пред ним заслонит мертвый лик —

Всклубится дымом черный грохот.

Тяжелым смрадом пас обдав,

Растянется вуалью блеклой.

Холодный ветер, простонав,

Забьет в разбрызганные стекла.

Швырнуть снаряд не тяжкий труд

(Без размышленья, без боязни).

Тюрьма. Потом недолгий суд,

Приготовленья к смертной казни.

Команду встретит ровный взвод,

Зальются трелью барабаны.

И он взойдет на эшафот,

Взойдет в лучах зари багряной.

Глядит в окно: вдоль мостовых

Расставленная для ареста

Немая цепь городовых

Вокруг условленного места.

<1906>

А.А. Блоку

Я помню – мне в дали холодной

Твой ясный светил ореол,

Когда ты дорогой свободной —

Дорогой негаснущей шел.

Былого восторга не стало.

Всё скрылось: прошло – отошло.

Восторгом в ночи пропылало.

Мое огневое чело.

И мы потухали, как свечи,

Как в ночь опускался закат.

Забыл ли ты прежние речи,

Мой странный, таинственный брат?

Ты видишь – в пространствах бескрайних

Сокрыта заветная цель.

Но в пытках, но в ужасах тайных

Ты брата забудешь: – ужель?

Тебе ль ничего я не значу?

И мне ль ты противник и враг?

Ты видишь – зову я и плачу,

Ты видишь – я беден и наг!

Но, милый, не верю в потерю:

Не гаснет бескрайняя высь.

Молчанью не верю, не верю.

Не верю – и жду: отзовись.

7 декабря 1906

Париж

«В голубые, священные дни...»

В голубые, священные дни

Распускаются красные маки.

Здесь и там лепестки их – огни —

Подают нам тревожные знаки.

Скоро солнце взойдет.

Посмотрите —

Зори красные.

Выносите

Стяги ясные.

Выходите

Вперед

Девицы красные.

Красным полымем всходит Любовь.

Цвет Любви на земле одинаков.

Да прольется горячая кровь

Лепестками разбрызганных маков.

1907

Париж

Теневой демон

Прошлое мира

В душу глядится язвительно.

Ветром рыдает устало.

С неба порфира

Ниспала

Стремительно —

Черною, мягкою тенью ниспала.

Прямо на легкие плечи

Порфиру летящую

С неба приемлю,

Бархатом пышным свой стан заверну.

Вот и рассеется лик человечий!

Лиру гремящую

Брошу на землю.

Тенью немой над полями мигну.

Призрачной дланью взволную

Луга я.

Нежно в овес опрокинусь лицом

Теневым.

В легких волнах проплыву и овес зацелую,

Лаская.

Встану,

Паду я пронизан копьем

Золотым.

Солнце, ты новую рану

Наносишь.

Много веков, как ты грудь мне прожгло.

Бархат порфиры сорвешь и разбросишь

С плеч моих черных

Десницею злой.

Солнце, не надо плескаться

Томительно

Яркими блеснами,

Злыми червонцами.

Лиру старинную,

Только ее подниму я стремительно,

Чтоб насмехаться

Над солнцами

Струнными всплесками,

Песенью мстительной.

<1907>

«Пусть в верху холодно-резком...»

Пусть в верху холодно-резком,

Где лежит хрусталь прошедших бурь,

Дерева бездумным плеском

Проливают золото в лазурь.

Крутятся, крутятся блеском,

Шепчут невнятно

Над перелеском

Листьев обвеянных ярко блеснувшие пятна.

На пороге обветшалом

Я сижу один.

Вижу: в блеске грустно-алом

Бег вечерних льдин.

И не рад, что ясным воском

Купола покрыл закат.

Пусть тревожно бьет по доскам

Льдяной дробью белый град.

Осень холодная выпала.

Сколько на небе холодного льду.

Облако градом обсыпало

И отразилось в пруду.

<1908>

Светлая смерть

Тяжелый, сверкающий кубок

Я выпил: земля убежала —

Все рухнуло вниз: под ногами

Пространство холодное, воздух.

Остался в старинном пространстве

Мой кубок сверкающий – Солнце.

Гляжу: под ногами моими

Ручьи, и леса, и долины

Уходят далеко, глубоко,

А облако в очи туманом

Пахнуло и вниз убегает

Своей кисеей позлащенной…

Полдневная гаснет окрестность;

Полдневные звезды мне в душу

Глядятся, и каждая «Здравствуй»

Беззвучно сверкает лучами:

«Вернулся от долгих скитаний —

Проснулся на родине: здравствуй!..»

Часы за часами проходят,

Проходят века: улыбаясь,

Подъемлю в старинном пространстве

Мой кубок сверкающий Солнце.

<1909>

В альбом В. К. Ивановой

О том, как буду я с тоскою

Дни в Петербурге вспоминать,

Позвольте робкою рукою

В альбоме Вашем начертать.

(О Петербург! О Всадник Медный!

Кузмин! О, песни Кузмина!

Г***, аполлоновец победный!)

О Вера Константинов-на,

Час пятый… Самовар в гостиной

Еще не выпит… По стенам

Нас тени вереницей длинной

Уносят к дальним берегам:

Мы – в облаке… И все в нем тонет —

Гравюры, стены, стол, часы;

А ветер с горизонта гонит

Разлив весенней бирюзы;

И Вячеслав уже в дремоте

Меланхолически вздохнет:

«Михаил Алексеич, спойте!..»

Рояль раскрыт: Кузмин поет.

Проходит ночь… И день встает,

В окно влетает бледной птицей…

Нам кажется, незримый друг

Своей магической десницей

Вокруг очерчивает крут:

Ковер – уж не ковер, а луг —

Цветут цветы, сверкают долы;

Прислушайтесь, – лепечет лес,

И бирюзовые глаголы

К нам ниспадающих небес.

______

Все это вспомню я, вздыхая,

Что рок меня от вас умчал,

По мокрым стогнам отъезжая

На Николаевский вокзал.

<1910>

Людские предрассудки

Зрю пафосские розы… Мне говорят: «Это – жабы».

От сладковеющих роз прочь с омерзеньем бегу.