Полное собрание стихотворений - [17]

В сырое, в пустое раздолье,

В раздолье твое прорыдать —

Туда, на равнине горбатой, —

Где стая зеленых дубов

Волнуется купой подъятой,

В косматый свинец облаков,

Где по полю Оторопь рыщет,

Восстав сухоруким кустом,

И ветер пронзительно свищет

Ветвистым своим лоскутом,

Где в душу мне смотрят из ночи,

Поднявшись над сетью бугров,

Жестокие, желтые очи

Безумных твоих кабаков, —

Туда, – где смертей и болезней

Лихая прошла колея, —

Исчезни в пространство, исчезни,

Россия, Россия моя!

Июль 1908

Серебряный Колодезь

Деревня

Г. А. Рачинскому

Снова в поле, обвеваем

Легким ветерком.

Злое поле жутким лаем

Всхлипнет за селом.

Плещут облаком косматым

По полям седым

Избы, роем суковатым

Изрыгая дым.

Ощетинились их спины,

Как сухая шерсть.

День и ночь струят равнины

В них седую персть.

Огоньками злых поверий

Там глядят в простор,

Как растрепанные звери

Пав на лыс-бугор.

Придавила их неволя,

Вы – глухие дни.

За бугром с пустого поля

Мечут головни,

И над дальним перелеском

Просверкает пыл:

Будто змей взлетает блеском

Искрометных крыл.

Журавель кривой подъемлет,

Словно палец, шест.

Сердце Оторопь объемлет,

Очи темень ест.

При дороге в темень сухо

Чиркает сверчок.

За деревней тукнет глухо

Дальний колоток.

С огородов над полями

Взмоется лоскут.

Здесь встречают дни за днями:

Ничего не ждут.

Дни за днями, год за годом:

Вновь за годом год.

Недород за недородом.

Здесь – немой народ.

Пожирают их болезни,

Иссушает глаз…

Промерцают в синей бездне —

Продрожит – алмаз,

Да заря багровым краем

Над бугром стоит.

Злое поле жутким лаем

Всхлипнет; и молчит.

1908

Серебряный Колодезь

Шоссе

Д.В. Философову

За мною грохочущий город

На склоне палящего дня.

Уж ветер в расстегнутый ворот

Прохладой целует меня.

В пространство бежит – убегает

Далекая лента шоссе.

Лишь перепел серый мелькает,

Взлетая, ныряя в овсе.

Рассыпались по полю галки.

В деревне блеснул огонек.

Иду. За плечами на палке

Дорожный висит узелок.

Слагаются темные тени

В узоры промчавшихся дней.

Сижу. Обнимаю колени

На груде дорожных камней.

Сплетается сумрак крылатый

В одно роковое кольцо.

Уставился столб полосатый

Мне цифрой упорной в лицо.

Август 1904

Ефремов

На вольном просторе

Муни

Здравствуй, —

Желанная

Воля —

Свободная,

Воля

Победная,

Даль осиянная, —

Холодная,

Бледная.

Ветер проносится, желтью травы колебля, —

Цветики поздние, белые.

Пал на холодную землю.

Странны размахи упругого стебля,

Вольные, смелые.

Шелесту внемлю.

Тише…

Довольно:

Цветики

Поздние, бледные, белые,

Цветики,

Тише…

Я плачу: мне больно.

Август 1904

Серебряный Колодезь

На рельсах

Кублицкой-Пиoттyx

Вот ночь своей грудью прильнула

К семье облетевших кустов.

Во мраке ночном утонула

Там сеть телеграфных столбов.

Застыла холодная лужа

В размытых краях колеи.

Целует октябрьская стужа

Обмерзшие пальцы мои,

Привязанность, молодость, дружба

Промчались: развеялись сном.

Один. Многолетняя служба

Мне душу сдавила ярмом.

Ужели я в жалобах слезных

Ненужный свой век провлачу?

Улегся на рельсах железных,

Затих: притаился – молчу.

Зажмурил глаза, но слезою —

Слезой овлажнился мой взор,

И вижу: зеленой иглою

Пространство сечет семафор.

Блеснул огонек, еле зримый,

Протяжно гудит паровоз.

Взлетают косматые дымы

Над купами чахлых берез.

1908

Москва

Из окна вагона

Эллису

Поезд плачется. В дали родные

Телеграфная тянется сеть.

Пролетают поля росяные.

Пролетаю в поля: умереть.

Пролетаю: так пусто, так голо…

Пролетают – вон там и вон здесь —

Пролетают – за селами села,

Пролетает – за весями весь; —

И кабак, и погост, и ребенок,

Засыпающий там у грудей: —

Там – убогие стаи избенок,

Там – убогие стаи людей.

Мать Россия! Тебе мои песни, —

О немая, суровая мать! —

Здесь и глуше мне дай, и безвестней

Непутевую жизнь отрыдать.

Поезд плачется. Дали родные.

Телеграфная тянется сеть —

Там – в пространства твои ледяные

С буреломом осенним гудеть.

Август 1908

Суйда

Телеграфист

С.Н. Величкину

Окрестность леденеет

Туманным октябрем.

Прокружится, провеет

И ляжет под окном, —

И вновь взметнуться хочет

Большой кленовый лист.

Депешами стрекочет

В окне телеграфист.

Служебный лист исчертит.

Руками колесо

Докучливое вертит,

А в мыслях – то и се.

Жена болеет боком,

A тут – не спишь, не ешь,

Прикованный потоком

Летающих депеш.

В окне кустарник малый,

Окинет беглый взгляд —

Протянутые шпалы

В один тоскливый ряд,

Вагон, тюки, брезенты

Да гаснущий закат…

Выкидывает ленты,

Стрекочет аппарат.

В лесу сыром, далеком

Теряются пески,

И еле видным оком

Мерцают огоньки.

Там путь пространства чертит…

Руками колесо

Докучливое вертит;

А в мыслях – то и се.

Детишки бьются в школе

Без книжек (где их взять!):

С семьей прожить легко ли

Рублей на двадцать пять: —

На двадцать пять целковых —

Одежа, стол, жилье.

В краях сырых, суровых

Тянись, житье мое! —

Вновь дали мерит взором —

Сырой, осенний дым

Над гаснущим простором

Пылит дождем седым.

У рельс лениво всхлипнул

Дугою коренник,

И что-то в ветер крикнул

Испуганный ямщик.

Поставил в ночь над склоном

Шлагбаум пестрый шест:

Ямщик ударил звоном

В простор окрестных мест.

Багрянцем клен промоет —

Промоет у окна.

Домой бы! Дома ноет,

Без дел сидит жена, —

В который раз, в который,

С надутым животом!..

Домой бы! Поезд скорый

В полях вопит свистком;

Клокочут светом окна —

И искр мгновенный сноп

Сквозь дымные волокна

Ударил блеском в лоб.

Гремя, прошли вагоны.

И им пропел рожок.