Полное собрание стихотворений - [12]

и mauve[7] в немного яркой раме

Среди струистых смол и лепета звонков,

И ритмы странные тысячелетних слов,

Слегка смягченные в осенней позолоте,—

Вы в памяти моей сегодня оживете.

2

Священнодействовал базальтовый монгол,

И таял медленно таинственный глагол

В капризно созданном среди музея храме[8],

Чтоб дамы черными играли веерами

И, тайне чуждые, как свежий их ирис,

Лишь переводчикам внимали строго мисс.

3

Мой взор рассеянный шелков ласкали пятна,

Мне в таинстве была лишь музыка понятна,

Но тем внимательней созвучья я ловил,

Я ритмами дышал, как волнами кадил,

И было стыдно мне пособий бледной прозы

Для той мистической и музыкальной грезы.

4

Обедня кончилась, и сразу ожил зал,

Монгол с улыбкою цветы нам раздавал,

И, экзотичные вдыхая ароматы,

Спешили к выходу певцы и дипломаты,

И дамы, бережно поддерживая трен[9],—

Чтоб слушать вечером Маскотту[10] иль Кармен.

5

А в воздухе жила непонятая фраза,

Рожденная душой в мучении экстаза,

Чтоб чистые сердца в ней пили благодать...

И странно было мне, и жутко увидать,

Как над улыбками спускалися вуали

И пальцы нежные цветы богов роняли.

Трилистник балаганный

Серебряный полдень

Серебряным блеском туман

К полудню еще не развеян,

К полудню от солнечных ран

Стал даже желтее туман,

Стал даже желтей и мертвей он,

А полдень горит так суров,

Что мне в этот час неприятны

Лиловых и алых шаров

Меж клочьями мертвых паров

В глаза замелькавшие пятна.

И что ей тут надо сказать,

Безумной и радостной своре,

Все солнце ловить и искать?

И солнцу с чего ж их ласкать,

Воздушных на мертвом просторе!

Подумать, что помпа бюро,

Огней и парчи серебро,

Должна потускнеть в фимиаме:

Пришли Арлекин и Пьеро,

О, белая помпа бюро!

И стали у гроба с свечами!

Шарики детские

Шарики, шарики!

Шарики детские!

Деньги отецкие!

Покупайте, сударики, шарики!

Эй, лисья шуба, коли есть лишни,

Не пожалей пятишни:

Запущу под самое небо —

Два часа потом глазей, да в оба!

Хорошо ведь, говорят, на воле.

Чирикнуть, ваше степенство, что ли?

Прикажете для общего восторгу,

Три семьдесят пять – без торгу!

Ужели же менее

За освободительное движение?

Что? Пасуешь?..

Эй, тетка! Который торгуешь?

Мал?

Извините, какого поймал...

Бывает —

Другой и вырастает,

А наш Тит

Так себя понимает,

Что брюха не растит,

А все по верхам глядит

От больших от дум!..

Ты который торгуешь?

Да не мни, не кум,

Наблудишь – не надуешь...

Шарики детски,

Красны, лиловы,

Очень дешевы!

Шарики детски!

Эй, воротник, говоришь по-немецки?

Так бери десять штук по парам,

Остальные даром...

Жалко, ты по-немецки слабенек,

А не то – уговор лучше денег!

Пожалте, старичок!

Как вы – чок в чок —

Вот этот пузатенький,

Желтоватенький

И на сердце с Катенькой...

Цена не цена —

Всего пятак,

Да разве еще четвертак,

А прибавишь гривенник для барства —

Бери с гербом государства!

Шарики детски, шарики!

Вам, сударики, шарики,

А нам бы, сударики, на шкалики!..

Умирание

Слава богу, снова тень!

Для чего-то спозаранья

Надо мною целый день

Длится это умиранье,

Целый сумеречный день!

Между старых желтых стен,

Доживая горький плен,

Содрогается опалый

Шар на нитке темно-алый,

Между старых желтых стен!

И, бессильный, точно тень,

В этот сумеречный день

Все еще он тянет нитку

И никак не кончит пытку

В этот сумеречный день...

Хоть бы ночь скорее, ночь!

Самому бы изнемочь,

Да забыться примиренным,

И уйти бы одуренным

В одуряющую ночь!

Только б тот над головой,

Темно-алый, чуть живой,

Подождал пока над ложем

Быть таким со мною схожим...

Этот темный, чуть живой,

Там, над самой головой...

Трилистник весенний

Черная весна

Под гулы меди – гробовой

Творился перенос,

И, жутко задран, восковой

Глядел из гроба нос.

Дыханья, что ли, он хотел

Туда, в пустую грудь?..

Последний снег был темно-бел,

И тяжек рыхлый путь.

И только изморозь, мутна,

На тление лилась,

Да тупо черная весна

Глядела в студень глаз —

С облезлых крыш, из бурых ям,

С позеленелых лиц...

А там, по мертвенным полям,

С разбухших крыльев птиц...

О люди! Тяжек жизни след

По рытвинам путей,

Но ничего печальней нет,

Как встреча двух смертей.

Тотьма

19 марта 1906

Призраки

И бродят тени, и молят тени:

«Пусти, пусти!»

От этих лунных осеребрений

Куда ж уйти?

Зеленый призрак куста сирени

Прильнул к окну...

Уйдите, тени, оставьте, тени,

Со мной одну...

Она недвижна, она немая,

С следами слез,

С двумя кистями сиреней мая

В извивах кос...

Но и неслышиым я верен пеням,

И, как в бреду,

На гравий сада я по ступеням

За ней сойду...

О бледный призрак, скажи скорее

Мои вины,

Покуда стекла на галерее

Еще черны.

Цветы завянут, цветы обманны,

Но я... я – твой!

В тумане холод, в тумане раны

Перед зарей...

Облака

Пережиты ли тяжкие проводы,

Иль глаза мне глядят неизбежные,

Как тогда вы мне кажетесь молоды,

Облака, мои лебеди нежные!

Те не снятся ушедшие грозы вам,

Все бы в небе вам плавать да нежиться,

Только под вечер в облаке розовом

Будто девичье сердце забрезжится...

Но не дружны вы с песнями звонкими,

Разойдусь я, так вы затуманитесь,

Безнадежно, полосками тонкими,

Расплываясь, друг к другу все тянетесь...

Улетели и песни пугливые,

В сердце радость сменилась раскаяньем,

А вы все надо мною, ревнивые,

Будто плачете дымчатым таяньем...

Трилистник шуточный

Перебой ритма Сонет

Как ни гулок, ни живуч – Ям —

– б, утомлен и он, затих

Средь мерцаний золотых,

Уступив иным созвучьям.