Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения. Т. 01-03 - [46]

{01168}

кузнечиков ласкали слух; внизу тихо плескалось море. Оля едва шла... Ноги ее подгибались и путались в тяжелом платье. Она дрожала и со страха жалась к моему плечу. - Но ведь я же не виновата... - шептала она. - Клянусь вам, что я не виновата. Так угодно было папе... Он должен это понять... Опасно? - Не знаю... Михаил Павлович сделал всё возможное. Он хороший доктор и любит Егорова... Мы подходим, Ольга Андреевна... - Я... я не увижу ничего ужасного? Я боюсь... Я не могу видеть... И для чего это он вздумал? Оля залилась слезами. - Я не виновата... он должен был понять. Я ему объясню. Мы подошли к беседке. - Здесь, - сказал я. Оля закрыла глаза и обеими руками ухватилась за меня. - Я не могу... - Не пугайтесь... Егоров, ты еще не умер? - крикнул я, обращаясь к беседке. - Пока еще нет... А что? У входа в беседку показался освещенный луною поручик, растрепанный, бледный от перепоя, с расстегнутым жилетом... - А что? - повторил он. Оля подняла голову и увидала Егорова... Она посмотрела на меня, потом на Егорова, потом опять на меня... Я засмеялся... Лицо ее просияло. Она вскрикнула от радости, сделала шаг вперед... Я думал, что она на нас рассердится... Но эта девочка не умела сердиться... Она сделала шаг вперед, подумала и бросилась к Егорову. Егоров быстро застегнул жилет и растопырил руки. Оля упала ему на грудь. Егоров засмеялся от удовольствия, повернул в сторону голову, чтоб не дышать на Олю, и забормотал какую-то чепуху. - Вы не имеете права... Я не виновата, - залепетала Оля. - Так угодно папе, маме и т. д. Я повернул назад и быстро зашагал к освещенному замку.

{01169}

В замке между тем публика готовилась к поздравлению жениха и невесты и нетерпеливо поглядывала на часы... В передних толпились лакеи с подносами; на подносах стояли бутылки и бокалы. Чайхидзев нетерпеливо мял правую руку в левой и глазами искал Олю. Княгиня ходила по комнатам и искала Олю, чтоб дать ей наставление, как держать себя, что ответить матери и т. д. Наши улыбались. - Не знаешь, где Оля? - спросила меня княгиня. - Не знаю. - Поди поищи. Я сошел в сад и, заложив руки назад, обошел раза два вокруг дома. Наш художник заиграл на трубе. Это значило: "Держи, не выпускай!" Егоров отвечал из беседки криком совы. Это значило: "Хорошо! Держу!" Походив немного, я вошел в дом. В передних лакеи поставили подносы на столы и, стоя с пустыми руками, тупо поглядывали на публику. Публика, в свою очередь, с недоумением поглядывала на часы, на которых большая стрелка показывала уже четверть. Рояли замолкли. Во всех комнатах царила глубокая, томительная, глухая тишина - Где Оля? - спросила меня багровая княгиня. - Не знаю... В саду нет. Княгиня пожала плечами. - Разве она не знает, что уже давно пора? - спросила она, дернув меня за рукав. Я пожал плечами. Княгиня отошла от меня и зашептала что-то Чайхидзеву. Чайхидзев тоже пожал плечами. Княгиня и его дернула за рукав. - Дурралей! - заворчала она и забегала по всему дому. Горничные и гимназисты, родственники княгини, с шумом сбежали по лестнице и отправились в глубину сада искать исчезнувшую невесту Я тоже пошел в сад. Я боялся, что Егоров не сумеет задержать Олю и испортит задуманный нами скандал Я направился к беседке. Напрасно я боялся! Оля сидела возле Егорова, водила перед его глазами своими пальчиками и шептала, шептала... Когда Оля переставала шептать, начинал бормотать Егоров. Он внушал ей то, что княгиня называет "идеями"... Каждое свое слово он подслащивал поцелуем. Он говорил, лез ежесекундно целоваться и в то же время отворачивал в сторону свой рот, боясь,

{01170}

чтобы Оля не почуяла водочного запаха. Оба они были счастливы, забыли, по-видимому, всё на свете и не замечали времени. Я постоял немного у входа в беседку, возрадовался духом и, не желая нарушать счастливого покоя, пошел к замку. Княгиня выходила из себя и нюхала спирт. Она терялась в догадках, сердилась, стыдилась гостей, жениха... Она никогда не дерется, но дала горничной пощечину, когда та доложила ей, что княжны нет нигде. Гости, не дождавшись шампанского и поздравлений, заулыбались, засплетничали и опять взялись за танцы. Пробил час, Оля не показывалась. Княгиню разбирало бешенство. - Это всё ваши штуки! - шипела она, проходя мимо кого-либо из нас. - Будет ей на орехи! Где она? Наконец нашелся благодетель, который сообщил ей, где Оля... Этим благодетелем оказался маленький пузатый гимназистик, племянник княгини. Гимназистик прибежал из сада, как угорелый, подскочил к княгине, сел ей на колено, пригнул к себе ее голову и зашептал ей на ухо... Княгиня побледнела и до крови укусила себя за губу. - В беседке? - спросила она. - Да. Княгиня поднялась и с гримасой, похожей на официальную улыбку, объявила гостям, что у Оли болит голова, что она просит извинить и т. д. Гости изъявили сожаление, наскоро поужинали и начали разъезжаться. В два часа (Егоров поусердствовал и задержал Олю до двух) я стоял у входа на террасу за стеной из олеандровых деревцов и ждал возвращения Оли. Мне хотелось посмотреть на Олино лицо. Я люблю женские счастливые лица. Мне хотелось посмотреть, как любовь к Егорову и в то же время страх перед матерью совместятся на одном и том же лице; и что сильней: любовь или страх? Я недолго дышал запахом олеандров. Оля скоро показалась. Я впился глазами в лицо ее. Она шла медленно, приподняв немного платье и показывая свои маленькие башмачки. Лицо ее было хорошо освещено луной и фонариками, висевшими на деревьях и своим мельканьем портившими лунный свет. Лицо было серьезно, бледно. Чуть-чуть улыбались одни