Полное блюдце секретов - [3]

– Ешь, ешь. Здесь тебе не заводская столовая, добавки не будет.

– Не хочу.

Пенсионер приступил к макаронам.

Я, когда в первый раз подзалетел, тоже не виноват был. То есть не считал себя виноватым. В двенадцать лет стащил полбуханки хлеба, чтобы с голодухи не загнуться.

Пацан, что взять? Думал брюхом, а не головой. Знаешь, сколько дали? Шесть годков.

Игорь недоверчиво усмехнулся.

– Было время золотое. И ничего не попишешь. Стащил, значит виноват.

– Сейчас-то, слава Богу, проехали. Должны разобраться. Они же первыми прицепились.

А мне что, лежать и ждать, когда запинают?

– Хе-хе, время проходит, камни остаются. Пока их не уберут. Не торопись считать себя правым. Тебя как величать?

– Игорем.

– Павел Николаевич. Трудовой стаж безвозмездной помощи государству двадцать лет и три месяца. Пять командировок по всей России-матушке с небольшими отпусками.

Ношу почетное звание «ООР». Знаешь, что такое?

– Нет.

– Особо опасный рецидивист. Игорь ухмыльнулся:

– Очень приятно.

Павел Николаевич облизал тарелку.

– Я, Игорек, тебе это не просто так сказал. Этими достижениями нешибко хвастают. Об этом обычно помалкивают. На воле. Но мы не на воле.

– Меня отпустят.

– Лет через восемь. Я тоже думал, что отпустят. Поторопился, но ты не спеши. Тебе не двенадцать. Зачем тебе туда?

– Куда?

– Туда, к нам.

Павел Николаевич посмотрел на Игоря сверлящим взглядом, от которого тот вздрогнул.

– Я могу подсказать, как выйти из этих стен и оставить в заднице тех, кто тебя сюда засунул.

– Чего это ради?

– Потому что, Игорек, ты лох и в игры с государством покамест не играл. Сейчас твой ход, но уму-разуму я учу тебя не потому, что ты такой молодой – прекрасный – невиновный. Мне до фонаря, виновен ты, не виновен, зарезал или застрелил. Я им хочу масть сбить.

Пенсионер сделал особый упор на слове «им».

– Усекаешь? Лишний разок оставить систему в дураках не помешает. Очень, знаешь ли, приятно. Потешиться на старости лет, поиграть с государством в шахматы. Их ход, мой ход, ты – фигура. Либо пешка, либо король. Это уже от тебя зависит. Ну как, сыграем?

Напоминаю, сейчас наш ход.

Игорь лег на нары.

– Сами-то вы чего здесь, если такой умный?

– А это мое дело. Имею ряд проблем, которые могу решить только лично и только там. – Павел Николаевич скрестил пальцы перед глазами.

– Значит, если бы вы захотели, то вышли бы?

– Нет. Сейчас уже нет. Впрочем, за что я здесь и почему, тебя не касается. Мы за тебя базарим. Не дрейфь, Игорек, я многим помог лучше любого адвоката. Самый хороший адвокат – собственная шкура, запомни. Правда, и самый дорогой.

– Что-то многовато у вас командировок с таким адвокатом.

– Их могло быть в десять раз больше. Все относительно, верно? Игорь пожал плечами:

– Может быть.

Щеколда снова лязгнула. Сержант забрал посуду.

Павел Николаевич извлек из-под воротника пиджака очередную папиросу.

– Хотя ладно, хозяин – барин. Можешь поиграть сам. В одиночку.

– Но меня должны выпустить.

– От того, что ты повторишь это еще двадцать раз, дверца не откроется. И никто ничего тебе не должен. А вот закрыть за тобой дверцу они должны. Это их хлеб, и, поверь, дело они крепко знают.

Игорь запрокинул голову, убрав подушку. Чепуха. Любой здравомыслящий человек, услышавший эту историю, немедленно встал бы на его, Игоря, сторону. Он же оборонялся, он, в конце концов, защищал свою жизнь. И по-другому не мог ее защитить.

А этот герой соцтруда явно перегибает палку. Восемь лет… Глупости, чушь! Хотя, с другой стороны, что Игорь знал о милиции, о правосудии?

С милицией он сталкивался только несколько раз – по причине своей профессии.

Работая в «такси», волей-неволей контактируешь с ГАИ. Но это так, дорожная милиция с узконаправленной спецификой. А здесь, конечно, другое. Покруче.

Игорь начал вспоминать фильмы про сыщиков. Замелькали лица актеров.

«Чтобы ты вышел отсюда, мы рисковали жизнями…»

Интересно, кто-нибудь сейчас рискует жизнью, чтобы он вышел отсюда? К примеру, Фоменко-Хоменко или та девочка-следователь с длинной косой? Вряд ли. Но они хотя бы должны поговорить с долговязым. Он подтвердит, что начал первым. Девчонка что-то говорила про нож. Холодное оружие. Неужели нельзя просто так таскать нож? Просто так?

«Может, все-таки послушать, что этот уркаган присоветует. Я ведь ничего не теряю.

Советы – они только советы, им можно следовать, а можно их забыть».

– Ты его ножом?

– Да, – прервав размышления, ответил Игорь.

– Нож скинул?

– Выбросил в мусор.

– Сказал им?

– Да.

– Плохо. Нож – это улика и отдельная статья. Но ничего, покумекаем. Давай еще раз, подробненько, с самого начала, гораздо подробнее, чем операм и следователю.

Игорь снова положил под голову подушку.

– Хорошо.

Он рассказал все заново. С момента прощания с Анютой до момента водворения в ИВС.

Павел Николаевич изредка перебивал его, как и девочка-следователь, уточняя некоторые моменты происшествия.

Игорь закончил рассказ риторическим вопросом:

– Видите, разве я виновен? Это же самооборона.

– Выкинь из головки это слово, Игорек. Это не самооборона, это даже не превышение самообороны. Это статья сто восемь, часть один. Или два, если тот, длинный, отбросит копыта. Но думаю, что не отбросит. «Бакланы» живучи. Лучше б, конечно, отбросил.