Полночный полдник - [97]

— Выручка от нового центра пойдет на косметологические исследования, а также на финансирование моего проекта по установлению в нашей стране морали, порядка и гармонии. Я называю его «Благотворительное руководство».

Публика встретила его слова радостными аплодисментами и гиканьем. Я заметила, что несколько стульев в зале были уже перевернуты, а скатерти насквозь промокли от разлитых напитков. Кто-то вынул из ваз розы и разбросал их по полу.

— Этот вечер замечателен еще и тем, что все вы — гости на моей свадьбе, на моем бракосочетании с единственной женщиной на свете, уникальным созданием, моей редкой птицей — так я ее называю — Милагро Де Лос Сантос.

Сайлас снова взял меня за руку. Толпа зашлась в безумных одобрительных криках. Я изо всех сил пыталась делать свои дыхательные упражнения, а потом вдруг решила: нет, нет и нет. Резко освободившись от Сайласа, я выхватила нож из руки Уиллема и, крикнув: «Нет, нет, нет!», прижала Мэдисона к алтарю.

«Дервиши» заиграли громкую, сумасшедшую музыку, которая стала фонограммой безумия. Публика отреагировала на произошедшее смехом и ревом, а я поднесла нож к горлу Сайласа. Недавно Катбертсон мечтал ощутить, как нож пройдет сквозь мою плоть, теперь же я сама смаковала мгновение восторга, перед тем как провести лезвием по бледной-пребледной коже Сайласа.

До меня донесся чей-то крик:

— Милагро, не надо!

Но я уже была не Милагро. Я превратилась в существо, которое нуждалось, страстно желало, алкало и заслуживало чужой крови.

— Ты великолепна, — с трудом выговорил Сайлас.

Он положил свою ладонь на мою руку и принялся поглаживать; это поразило и отвлекло меня настолько, что я не сразу заметила, когда он попытался отвести мою руку.

Перед моими глазами поплыли темно-красные образы. Он был силен, но и я чувствовала силу. Люди орали что-то, однако их крики сливались с оглушающим шумом взбесившейся вечеринки.

Я вонзила зубы в руку Сайласа, стремясь, словно зверь, искромсать и разодрать его плоть, и он простонал:

— О, детка, да, до самой кости! — Но, к моему разочарованию, в рот мне попала только ткань его костюма.

В схватке мы упали на пол. Я оказалась сверху, держа нож над Мэдисоном и решая, куда будет приятней его вонзить — в горло или в сердце.

На сцену выскочили шестерки Сайласа, но некоторые из них были уже настолько пьяны, что сразу попадали на помост.

— Не подходите, иначе он умрет! — крикнула я. — Умрет быстрее, чем вы думаете!

Мое предвкушение было сродни прелюдии к сексу. Оно все нарастало и нарастало.

— Милагро! — крикнул все тот же надоедливый голос.

Неподалеку от меня стоял Гэбриел.

— Милагро, убери нож, — велел он.

Жажда крови на мгновенье уступила место злости.

— Иди отсюда!

— Милагро, отпусти его. Ты все испортишь! — Гэбриел двинулся ко мне, но я поднесла нож к горлу Сайласа.

Тогда Гэбриел невозмутимо провозгласил:

— Сайлас Мэдисон, от имени Высшего совета я заключаю вас под стражу за измену, преступное нападение на обычного человека, попытку нападения на члена совета, злоупотребление имуществом совета, жестокое обращение с престарелыми и незаконную кражу крови.

Видимо, старинный напиток наконец подействовал, потому что Сайлас начал безудержно хохотать. Трепет его горла, подрагивавшего от смеха, только усиливал мое предвкушение. Вот оно, горло! Сейчас я разрежу его!

Наслаждаясь своей кровавой страстью, я вдруг заметила, что передо мной стоит Освальд.

— Освальд! Мы будем пить вместе! — закричала я, перекрывая музыку.

До моего слуха донеслись звук разбитого стекла и посуды и чей-то визг.

— Милагро, убери нож, — спокойно попросил Освальд. — Пожалуйста, убери нож.

Возможно, нож — не самый лучший вариант. Возможно, стоит долбануть Сайласа головой о каменный алтарь и полюбоваться на то, как кровь хлынет из его ушей и носа. Мне хотелось оторвать ему руки, услышать хруст костей и искупаться в его горячей, густой, липкой крови.

Увидев выражение моего лица, Сайлас простонал:

— Кровь — это река. Кровь — это жизнь. Кровь будет взята, и кровь будет отдана.

— Милагро! — Освальд потянулся ко мне.

Я резко отпрянула, оттащив Сайласа на несколько сантиметров. Я никогда еще не чувствовала в себе такой силы.

— Освальд, это он виноват в том, что я больше не могу до тебя дотронуться! Он ворует кровь у местных жителей. Он жесток и отвратителен, и он хочет поработить людей!

— Тогда убей меня, — пробормотал Сайлас. — Возьми мою кровь. Ты та самая, тебя предсказали. — Он откинул голову, обнажая шею.

Уиллем заговорил на старинном языке, и теперь, когда я ощущала жажду крови, он казался мне музыкой.

— Как и было предсказано, — сказал Уиллем по-английски, — та, что выживет, умертвит своих самцов и, восходя к власти, вкусит их крови.

Я вцепилась в Сайласа, мои мысли начали путаться. Перед моим внутренним взором поплыли поляны с алыми цветами, картины того, как я росла, как жила. Я швырнула нож на пол и откатилась от Сайласа. А потом легла на спину, пристально вглядываясь в яркие огни сцены. Вечеринка продолжала бушевать. Я закрыла глаза и услышала вопль Сайласа:

— Пустите меня!

Знай мы все это наперед — ни за что не стали бы говорить байкерам, что выпивка будет очень крепкая. Если бы они не воровали напитки всю ночь, от них как от охранников наверняка было бы больше пользы, да и вели бы они себя не столь агрессивно.