Полночные близнецы - [14]

Когда мы проходим мимо людей, ведущих себя странно, я спрашиваю Андрасту, все ли с ними в порядке.

– Это сновидцы, – поясняет она, даже не взглянув на них.

Я наблюдаю за мальчиком примерно моего возраста: он решительно карабкается по отвесной стене, высящейся над нашими головами, а кирпичи под его пальцами превращаются в червей.

– Мы идем сквозь сны? – спрашиваю я.

– Сновидцы иногда видят нас, а иногда нет, – говорит Андраста. – А иногда они даже помнят нас, когда просыпаются, как ты запомнила меня. А иногда они нас забывают в пространстве между мирами.

– Но там, в моей спальне, ты говорила, что Аннун не безопасен.

– Это так. Он даже может быть смертельным. Потому что если ты умираешь в Аннуне, ты также умираешь и в Итхре, твоем мире.

Не об этом ли говорила Клемми? На ее теле было множество отметин.

– Значит, мою маму могли убить здесь? – спрашиваю я. – А выглядело это так, как будто она просто умерла во сне?

– Да, – говорит Андраста, сжимая мою руку. – Да, я думаю, с Уной случилось именно это.

На меня накатывает волна печали. Андраста шагает дальше, но я чувствую, что она молчит просто потому, что знает: разговоры о смерти мамы могут свести меня с ума.

Вдали собирается небольшое торнадо голубого света. На его пути стайка похожих на эльфов существ прячется в трещинах стен ближайших зданий. Тут я замечаю, что и воздух здесь отличается от воздуха в реальном мире. Он видимый – как пыль, попавшая в солнечный луч.

– Это инспайр, – поясняет Андраста, когда я спрашиваю ее об этом.

Она раскрывает ладонь и позволяет собраться в ней лужице голубого света.

– Инспайр создает Аннун. И он происходит отсюда, – она кладет руку мне на лоб, – и отсюда. – Теперь ее ладонь касается моего сердца.

– Его порождают люди?

– В каком-то смысле да. Твой мир, Итхр, творит все в Аннуне. Мы не можем существовать без ваших мыслей и снов. Но и вы не можете существовать без нас. Без Аннуна, который питает ваше воображение, вы не сможете быть самими собой. Вы бы тогда потеряли понимание того, кто вы есть. Вы не имели бы ни надежд, ни страхов, ни амбиций, ни желаний – ничего, что отличает людей друг от друга.

Я вытягиваю руку, когда мы идем дальше, и наблюдаю за тем, как инспайр играет на моих пальцах. Он ластится, как щенок, желающий понравиться. Одному особо игривому завитку, похоже, доставляет удовольствие кататься вверх и вниз по моей руке. Потом он подпрыгивает к моему лицу, как щенок, который хочет меня лизнуть. Я отмахиваюсь от него. И застываю.

Что-то не так. Я внимательно смотрю на свою руку, гадая, не сделал ли с ней что-то инспайр. И снова касаюсь своего лица. Теперь уже обеими руками. Этого не может быть. Пошарив в кармане, я нахожу мамино зеркало, но мне почти страшно смотреть в него. Должно быть, это какая-то ошибка. Я держу зеркало перед собой. Мне нужно несколько мгновений, чтобы сосредоточиться на правой стороне моего лица. Красные радужки, светлые волосы, белая как кость кожа. Это я. Но кожа гладкая. Следы ожогов исчезли.

– Их нет! – истерически восклицаю я. – Что со мной случилось? Что вообще происходит?!

Не могу сказать, что я расстроена. Я всегда мечтала о том, чтобы того костра никогда не было. Это просто ошеломляет. Это мой мир. Мир, где я не выгляжу как какой-то чудик. Я не хочу, не хочу из него уходить.

– Почему нет ожогов? – спрашиваю я Андрасту.

– Потому что они новые, – отвечает она.

– Не понимаю.

– Они еще не стали частью тебя. Ты не представляешь себя таким образом.

– Значит, я просто выгляжу так, как мне хочется выглядеть?

Ну нет, тут же думаю я, если бы это было так, у меня не было бы красных глаз.

– Нет, – говорит Андраста. – В Аннуне ты выглядишь так, как ты думаешь, что выглядишь. Ожоги недавние, ты еще не привыкла к ним. Возможно, и никогда не привыкнешь. Так что ты не видишь их на себе, когда приходишь сюда.

– Значит, я не могу изменить остальное в своей внешности? – спрашиваю я.

Глаза Андрасты странно мерцают.

– Разве это так плохо – выглядеть иначе?

Я смотрю на ее шрамы и встрепанные волосы.

– Нет, – говорю я наконец, хотя, скорее всего, она знает: я так не думаю. – Нет, ничего плохого в этом нет, наверное.

Она шагает дальше:

– Нам не стоит останавливаться. Мы должны дойти до Тинтагеля.

– Тинтагеля?

Я пытаюсь вспомнить, где слышала прежде это название.

– Погоди… Тинтагель – это же какой-то замок?

– Да. Это замок танов[5].

– Но… но разве он не в другом конце страны? В Корнуолле?

– То не настоящий Тинтагель. Настоящий Тинтагель здесь, в Аннуне.

Мы поворачиваем за угол, и я полностью теряю ориентацию. Мы бы должны были проходить мимо собора Святого Павла, но я вижу только глубокий ров, до краев полный мутной водой, а за ним – деревянную стену.

– Тинтагель, – говорит Андраста, показывая вверх.

Я ошибалась. Там, именно на том месте, где и следует, стоит собор. Но это не совсем то здание, которое мне знакомо. Очертания те же – купол, венчающий корону из колонн. Но это настоящий монстр, Франкенштейн, построенный из самых разных материалов. Пластины мрамора перемежаются с красным кирпичом и тесаным камнем. Огромные колонны отчасти каменные, отчасти образованы строительными лесами. Четыре зубчатые башни обозначают углы здания. Флаг с эмблемой из пятиконечной звезды в круге развевается над центральным куполом. Я вдруг осознаю, что мельком уже видела этот замок, когда пыталась отобрать у Олли медальон. Значит ли это, что Олли внутри Тинтагеля? И чтó может понадобиться рыцарям от моего брата?