Полночная ведьма - [108]
– О, Льюис, они доберутся до него раньше нас!
Я бросаюсь к брату, но за мужчинами мне не угнаться. К тому времени, когда я добегаю до моста, Фредди уже добирается до первой из двух башен, в которых находится подъемный механизм, разводящий мост для прохода высоких судов. Он вдруг останавливается, словно колеблясь, и тут похитители окружают его. Прижавшись спиной к перилам, он отчаянно крутит головой, глядя то в одну сторону, то в другую, ища выход. Льюис подбегает к ним, крича головорезам, чтобы они оставили Фредди в покое, и набрасывается на ближайшего из них. Я останавливаюсь. Брату не будет от меня никакого проку, если я буду просто бежать, как какая-нибудь сопливая девчонка. Я должна использовать магию. Я делаю глубокий вдох, выдыхаю и сосредотачиваю всю силу своего разума на высоком костлявом мужчине, который широким шагом направляется к Фредди. Попросив Гекату о помощи, я быстро творю заклинание движения, которое поднимает с дороги небольшой камень и швыряет его в похитителя. Первый камень пролетает мимо него, но второй попадает в цель, мужчина истошно вопит, схватившись за голову, и падает навзничь. Льюис крепко ударил второго из похитителей кулаком в челюсть, и теперь тот лежит на мостовой, держась за лицо и выплевывая выбитые зубы. Мой бедный брат стоит, прижавшись к перилам моста, он остолбенел от страха и, похоже, не способен ни защищаться, ни бежать. Третий из головорезов кидается на него как раз в то мгновение, когда к нему подбегает Льюис. Я слышу крик Фредди и вижу, как на солнце сверкает лезвие ножа. То, что следует за этим, происходит с быстротой молнии, и вместе с тем движения всех троих кажутся мне неестественно замедленными, так что я вижу даже самые мелкие детали происходящего, и они навеки отпечатываются в мозгу. Головорез поднимает нож, нацелившись на Фредди. Льюис пытается перехватить его запястье, но он успевает полоснуть Фредди по горлу. От резкого движения Льюиса все трое разом теряют равновесие и перелетают через перила моста. Под громкие крики ошарашенных зевак они падают с моста все ниже, ниже, ниже и, едва не свалившись на баржу с углем, входят в стальную воду Темзы.
Глава 20
Думаю, вряд ли это ветхое здание, столько лет стоявшее рядом с монастырем Пресвятой Марии, когда-либо видело такое стечение народа. От его парадного крыльца по вымытой моросящим дождем улице тянется длиннющая очередь бедняков. Они стоят по три человека в ряд, и таких рядов не менее полусотни. Их одежда однообразна. Я гляжу на них из грязного окна импровизированной кухни, и мне кажется, что дождь растворил все яркие краски, которые только были на свете, и заменил их серыми и коричневыми цветами борьбы за существование и нужды. И едва ли сыщется лучший образ и того и другого. Женщины, дети, старики вынуждены стоять часами, ожидая милостыни от монастыря, который дает им горячую пищу один раз в день. Они голодны, а их сердца изболелись по тем близким, кто ушел на войну. Они ждут их возвращения и боятся, что в дверь постучит почтальон, принесший телеграмму, которая положит конец всем надеждам.
– Лилит, дорогая, ты уже готова? Сестра Эгнес сейчас откроет двери, – говорит Бернадетт, кряхтя под тяжестью корзины с хлебом.
– Вот это да, – удивляюсь я, вытирая руки о передник и спеша вслед за ней. – Откуда взялись все эти чудесные багеты? – Перебои коснулись всех продуктов, но больше всего пшеницы, поскольку из-за нападений немецких подводных лодок к нам приходит мало кораблей с американским зерном. Так что теперь редко можно увидеть целую корзину свежего белого хлеба.
– Их должны были доставить в «Ритц», но они отклонились от маршрута. – Сестра Бернадетт весело ухмыляется.
– Должно быть, у вас есть друзья в высших кругах.
Она смеется.
– Да уж, выше некуда!
В зале, который теперь служит столовой, все готово. На крепких столах стоят три огромных котла с супом, за каждым из которых ожидают голодных две монахини.
– Приготовьте половники, сестры, – говорит Бернадетт, взглянув на часы, висящие на стене. Ровно час дня. Меня каждый день заново поражает это маленькое чудо пунктуальности. У нас катастрофически не хватает людей, а очередь с каждым днем становится все длиннее. Столько голодных. Столько недель, месяцев, лет стиснутых зубов и очерствелых сердец.
Сестра Эгнес отодвигает дверной засов, и те, кто стоит в начале очереди, входят внутрь. Все они приносят с собой сосуды для спасительного супа самых различных размеров. За те двенадцать месяцев, что я работаю в бесплатной столовой, я перевидала все – от жестяных кружек до ночных горшков и один раз видела даже лошадиную торбу. Сегодня ожидающие в очереди бедняки начинают галдеть при виде свежего белого хлеба. Я становлюсь в конце последнего стола и начинаю отламывать от багетов куски и вкладывать их в руки голодных. Некоторые из детей ужасающе худы, и когда я гляжу на них, у меня сжимается сердце.
Я пыталась объяснить маме, что мы не можем просто сидеть и ждать, когда кончится война, что наша помощь нужна тем, кому в жизни повезло куда меньше, чем нам. Но она меня не понимает. Тот мир, который она знала, стремительно уходит в прошлое, и она уже не осознает, что к чему. Она целиком ушла в свои фантазии о том, какой должна быть жизнь. Если смерть папы стала для нее тяжким испытанием, то гибель Фредди, как я и боялась, полностью сломила ее дух. Даже теперь, когда после того, что произошло на мосту Тауэр-бридж, прошло столько месяцев, я вижу, как его горло перерезает нож и как он летит вниз. Слышу всплеск, когда его тело входит в воду. Я всегда буду винить себя в том, что его постигла такая ужасная смерть. Я должна была защитить его от Стражей. Должна была спасти. Я его подвела, и теперь он умер и унес с собой часть души нашей мамы.
