Полночная чума - [54]

Они с Ниммихом потратили на эксперименты целых четыре года! Начиная с концлагеря Заксенхаузен. Сначала это был туберкулез. Но им тогда заразились не только заключенные, но и охрана. Да что там, эту заразу подцепил даже его личный помощник, Ахтер. Волленштейн запоем читал все, что мог найти по данной теме, — статьи и журналы, и даже съездил за тридцать километров в Берлин, чтобы поработать в библиотеке. Тогда он начал искать лекарство в актиномицетах, которые обитают в хорошо унавоженной земле, а позднее в горле кур. Кстати, первому мысль о курах пришла в голову Ниммиху.

Но тогда антибиотик они так и не получили. Гейдрих вырвал его из Заксенхаузена, а все потому, что начальник лагеря решил, что главврач вверенного ему учреждения понапрасну тратит свои таланты на евреев, педерастов и политзаключенных. Именно Гейдрих уломал японцев предоставить бациллы чумы в обмен — как признался он Волленштейну — на пятьсот килограммов оксида урана и чертежи самолета нового типа. К сожалению, Гейдрих не дожил до прибытия судна из Индокитая, — чехи умудрились подорвать его на гранате в Праге, — однако план был уже запущен в действие, и Гиммлер взял его под свое крыло.

Впрочем, отказываться от идеи туберкулеза Волленштейн тоже не собирался. Он привез с собой в Нормандию Ниммиха, и вместе они продолжили эксперименты, даже тогда, когда уже вовсю кипела работа по производству штаммов чумы по японской технологии. Однажды, когда Волленштейн чистил лабораторное стеклышко, — а эту работу он не доверял никому, — на него снизошло озарение. И туберкулез, и чума имели нечто общее. И то, и другое заболевания вызвали грамм-отрицательные бациллы. Препарат, действующий против одного из них, мог оказаться эффективен и против второго.

И если антибиотик существует, то чуму в качестве оружия можно использовать повсюду, даже вблизи расположения своих войск.

И вот теперь он у них есть! Их долгожданный антибиотик. Волленштейн окрестил его стрептомицин — в честь грибков, из которых он был получен. Он не только останавливал размножение бактерий чумы in vitro, в культурах, помещенных в стеклянные блюдца, но и in vivo, у людей, зараженных легочной чумой. И доказательством тому — выжившие евреи.

Это был его главный аргумент, его главное оружие. Оно не позволит этой парочке — Гиммлеру и Каммлеру — присвоить себе плоды его трудов.

— Что теперь мне делать с этими евреями? — подал голос Ниммих, чем вернул Волленштейна с небес на грешную землю.

— Что?

— С евреями. Что с ними делать?

— Только не отправляйте их в Кан, как других.

— Но ведь у нас нет крематория, — возразил Ниммих. — Зараженных мы ведь всегда…

— Поговорите с Пфаффом, у него наверняка найдется решение, — ответил Волленштейн, прижимая к виску палец. Ему не хотелось думать на эту тему — еврейская девочка с куклой достойна чего-то лучшего. — Скажите Пфаффу, чтобы он все сделал завтрашней ночью. Не хочу, чтобы эти типы из СД глазели на нас, — приказал он Ниммиху. Тот в свою очередь пристально посмотрел на него. Как обычно, один глаз у парня дергался. Это потому, что бедняге постоянно приходится иметь дело с невидимыми тварями. Отсюда и тик. Волленштейн поймал себя на том, что довольно потирает руки, и поспешил убрать их за спину.

— И еще передайте Пфаффу, чтобы они у него не копали собственную могилу. Так и передай.

— Хорошо.

Волленштейн обвел взглядом помещение. Сейчас горела всего одна горелка, над которой в стеклянной бутылке яростно кипела дымчатая жидкость.

— Зачем вам понадобилось это дистиллировать? — поинтересовался он у Ниммиха.

— Я хотел объяснить результаты последних опытов, прежде чем приступать к новым.

— Сколько у нас доз? Вот этого? — Волленштейн постучал пальцами по открытому перед ним журналу.

— Не будет и двух десятков, — ответил Ниммих.

Волленштейн вновь посмотрел на журнал, на колонки и ряды чисел, имен и дат. Имена были еврейские. Интересно, как звали ту маленькую девочку? Сара? Рахиль?

— Приготовь еще, — распорядился он, отрывая глаза от журнала. — Пусть работа идет круглые сутки. Если нужна помощь, возьмите себе в помощь Трауготта и Фрессе. Я хочу, чтобы этого было произведено как можно больше, — с этими словами Волленштейн указал на бутыль с бурлящей внутри жидкостью. — И как можно быстрее.

— Слушаюсь, герр доктор, — ответил Ниммих, кивая.

В моем распоряжении всего четыре дня, подумал Волленштейн. А чтобы довести дело до конца, нужно поднять в воздух «мессершмитты» и «юнкерсы» и под покровом ночи распылить бациллы над Южной Англией, над гарнизонами и портами, где сосредоточены миллионы солдат. В противном случае Гиммлер отнимет у меня результаты моих трудов и отдаст их Каммлеру.

Господи, с какой великой радостью он засунул бы Печника в одну из построенных им же печей, подумал Волленштейн. Это бы решило все его проблемы.

Глава 10

Бринк вдохнул запах амбара, и в какой-то момент ему показалось, будто он наяву видит перед собой молчаливого старика-голландца, своего деда. Как тот сидит на невысокой скамеечке, тягая за соски вымя одной из своих трех тощих коровенок. Деда давно нет в живых, а вот запах остался в памяти. Запах навоза, соломы, сладковатый аромат свежего сена, пыльного зерна. Он, словно табачный дым, вдохнул полную грудь этих запахов, ощущая на языке их вкус, и на минуту закрыл глаза.