Полночь - [43]

Ничего подобного не произошло. Дождевые капли, как бы назло господину Аньелю, падали со всех сторон, образуя на полях его шляпы целое озеро, посередине которого тулья возвышалась как остров, вода ручьями стекала по его вытянутым плоским щекам и исчезала в густой, коротко подстриженной черной бороде. Элизабет укрывалась от дождя, как могла. Вплоть до того, что доверчиво прятала лицо под сырым рукавом своего спутника, но ледяная вода все равно стекала с ее меховой шапочки и по желобку на затылке попадала за ворот. Немного погодя она услышала где-то высоко над собой голос господина Аньеля, который не спеша произнес:

— Если по воле случая мы с кем-нибудь повстречаемся, немного отодвиньтесь от меня, то есть отпустите мою руку. Не стоит давать повод для злословия.

Элизабет не поняла, зачем это нужно, но согласилась, и они преспокойно продолжали путь, сопровождаемые взглядами добрых двух десятков человек, смотревших на них из окон. Когда путники достигли наконец небольшой площади, куда выходила улица, господин Аньель посчитал, что, пожалуй, лучше переждать ливень в портике церкви. Правда, портик был неглубокий, но если правильно держать зонтик, то, по мнению господина Аньеля, можно было добиться отличных результатов; и он стал держать зонтик наискосок, и — опять же теоретически — ни одна капля не должна была их коснуться, однако Элизабет сразу ощутила, как дождь хлещет по ее ногам. Она шмыгнула носом и тотчас почуяла запах мокрой шерсти, исходивший от пальто господина Аньеля. Простояв в таком положении несколько минут, девушка предложила укрыться внутри церкви, но ее спутник сообщил, что церковь закрывается в четыре, а сейчас уже половина пятого.

— Впрочем, — присовокупил он, — не падайте духом. До усадьбы Фонфруад осталось немногим более полукилометра.

Элизабет приняла эту добрую весть молча. Отреченно смотрела на маленькую прямоугольную площадь, верхняя часть которой была скрыта куполом зонтика, так что сквозь сетку дождя она видела лишь черные стволы деревьев и нижние этажи серых домов; белесые ставни сомнительной чистоты один за другим закрывались, ибо день близился к концу, и кое-где в окнах зажигались огни.

— Раз уж мы здесь задержались, — скучным голосом продолжал господин Аньель, — и речь пошла о Фонфруаде, я должен рассказать вам кое-что о той жизни, какая вас там ожидает. Не рассчитывайте найти у нас такие же удобства и такую же… такую же атмосферу, как в доме господина Лера. В Фонфруаде развлечений почти никаких. У нас можно и заскучать, если не воспитаешь в себе вкус к серьезным занятиям, к ученью.

Элизабет слушала тусклый глуховатый голос своего провожатого и монотонный стук дождевых капель по куполу зонтика. В этот день у нее создалось странное впечатление, будто все в этом мире имеет что-то общее, например вкус хлеба, который она только что ела, и запах мокрого пальто господина Аньеля, шум дождя и речь ее спутника. Опустив глаза, она от скуки принялась разглядывать огромные калоши господина Аньеля, почти полностью скрывавшие его ботинки. Какие они блестящие! Какие черные! Спереди и сзади снабжены языками, плотно прилегающими к обшлагам брюк и надежно защищающими от брызг носки. Элизабет невольно восхитилась остроумным фасоном этих калош. Тут ей пришло в голову сравнить свою ногу с ногой господина Аньеля. С этой целью она немного выдвинула ногу вперед и едва не вскрикнула от удивления или даже испуга. Возможна ли такая огромная разница между ногами двух человек? Прижав ладонь ко рту, чтобы сдержать невольное восклицание, она тихонько продвинула свою ногу в остроконечном ботинке еще дальше и поставила ее совсем рядом с чудовищной калошей. В полтора раза! Да, калоши господина Аньеля были в полтора раза длинней ботинок Элизабет. Из-за этого она почувствовала легкое, совершенно необоснованное отвращение к этому человеку и вместе с тем какую-то свою неполноценность.

— Порядок, — сказал вдруг господин Аньель, и голос его донесся до Элизабет как будто с колокольни.

Она вздрогнула, подумав, что он наблюдал за ней, но на самом деле господин Аньель уже несколько минут о чем-то размышлял, и это слово как бы подвело итог его размышлениям; и он повторил более громким голосом, в котором слышались нотки уважения:

— Да, порядок. Мы в Фонфруаде любим порядок. И строго придерживаемся системы, — добавил он таким тоном, будто излагал свою сокровенную мечту. — Порядок и система во всем. Пунктуальность. Внимание. Прилежание.

Эти произнесенные с расстановкой слова создали у девушки впечатление, будто перед ней проходят чередой важные особы. После «Прилежания» наступила короткая пауза, чтобы дать следующей особе возможность занять подобающее место в процессии, после чего господин Аньель мрачно изрек:

— Усердие в работе. Большое усердие, большое.

И действительно, усердие показалось Элизабет очень большим, таким же большим, таким же унылым и таким же корректным, как сам господин Аньель, которому она мысленно подала руку, дабы вместе с ним завершить процессию.

Элизабет тоже немного помолчала, чтобы позволить всем важным особам удалиться, затем спросила: