Полная история регги: от истоков до наших дней - [178]
В то время как 1980-е уступали место 1990-м, громкий успех Шаббы свидетельствовал о том, что дэнсхолл стал жанром международного значения.
Стоит вспомнить, что, несмотря на всеобъемлющую популярность диджеев в этот период, ряд ветеранов-певцов в конце 1980-х также сделали серию впечатляющих цифровых хитов, в том числе Шугар Минотт, Фредди Макгрегор, Дэннис Браун, Лерой Смарт, Баррингтон Леви, Пол-Пинты и Джонни Осборн.
«Мы выросли на дэнсхолле, потому что у нас не было телевизора, – говорит Осборн, – а я люблю все творческое. Это была новая тенденция, и я просто объединяю старую школу с новой, свожу все вместе и делаю одну большую школу».
Возможно, самым популярным певцом, успешно пережившим цифровой сдвиг, оказался Берес Хаммонд, который продолжал выпускать хиты один за другим с середины 1980-х годов, после своего проблемного переходного периода. «Когда я ушел из Zap Pow, я пошел к Джо Гиббсу по совету Вилли Линдо, – объясняет он. – Мы записали альбом Just a Man, на котором были две песни номер один: I’m Gonna Burn In the Morning Sun и I’m In Love With You, и именно тогда компания A&M сделала ко мне подход, но были проблемы с Джо Гиббсом, потому что то, что он мне предлагал, было довольно неуважительно. Вилли Линдо и я решили пойти на Dynamic Sounds, чтобы сделать альбом под названием Coming At You, – это тоже хорошо получилось, но финансовая сторона все еще оставалась загадкой: почему я делаю все правильно, но со мной не происходит ничего правильного? Имя мое росло и стало громким, но в карман все текло медленно, поэтому я решил сделать что-то для себя: я записал некоторые гармонии с Пэм Холл, собрал денег немного, чтобы заплатить музыкантам, получил какое-то время на студии Aquariusu начал свой альбом – Let’s Make a Song. Я думал, что знаю что-то о музыке, но я ничего не знал о бизнесе, поэтому я привел друга, чтобы тот позаботился об этой части, но и это не сработало».
После стольких разочарований, большой прорыв наконец пришел к нему в 1985 году, когда он выпустил заразительную балладу Groovy Little Thing на своем собственном лейбле Harmony House, который стал продавать этот диск тоннами, в частности после того, как ветеран звуковой системы Граф Шелли взял с собой пластинку в Британию. «Я все еще делал маленькие треки для себя, – объясняет Берес, – и в этот момент решил выпустить сингл регги, потому что все это время я больше концентрировался на ритм-блюзовых балладах. Я смикшировал Groovy Little Thing, и она прекрасно сложилась. Граф Шелли, когда был в Нью-Йорке, купил несколько пластинок и сказал: “Ты играешь эту музыку? Хочешь, чтобы я с этим что-то сделал? Мы можем поехать в Англию, и я могу сделать там много чего, всякое бывает! Все, что от тебя требуется, – дать мне свою печать и обеспечить меня наклейками”. И я ему дал три тысячи лейблов, и где-то через неделю он мне позвонил и сказал: “Пластинок больше нет”. Он послал мне чек на четыре тысячи долларов – впервые в жизни я сорвал куш! И я послал ему еще пять тысяч лейблов. В следующий раз он прислал мне шесть тысяч долларов, а когда песня попала в британские чарты, там было уже семьдесят тысяч – вот это да!»
За этим быстро последовали новые гигантские хиты, в том числе She Loves Me Now, еще одна баллада регги его собственного производства, и феноменальная What One Dance Can Do, спродюсированная Вилли Линдо под минимальную переработку риддима Pressure and Slide.
«Слай Данбар и Биг Ют всегда говорили мне: “Как только ты начинаешь петь регги, ты сразу зажигаешь все, – объясняет Берес. – What One Dance Can Do звучала повсюду, и [Донован] Жермен ответил мне, сделав вещь с Одри Холлом, которая заняла второе место в британских чартах, что опять все изменило для меня, поскольку я стал получать некоторую финансовую компенсацию».
К сожалению, деньги спровоцировали катастрофу, столь симптоматичную для Ямайки с ее нарастающей волной преступности.
«Какое-то сумасшедшее дерьмо случилось со мной в конце восьмидесятых. Я жил на Молинс-роуд, и какие-то ребята пришли в дом, связали меня и ограбили. У моей женщины были дети, и они связали всех нас. Они хотели убить меня, положили подушку на голову, и я должен был что-то быстро придумать, чтобы отвлечь их, и вот я говорю им, что по соседству живет полицейский, и он будет рад пострелять, если услышит ночью шум, – придет и убьет всех. Это было ужасно, и это сказывалось на мне на протяжении около трех лет. Большую часть времени я провел в Нью-Йорке, боясь что-либо предпринять. Мы позже выяснили, кто это сделал, и парни за это посчитались. Полицейские убивают одних, других убивают руд-бои, но чаще всего людей убивает их плохой ум».
Берес был, конечно, не единственным артистом, столкнувшимся с крайними формами насилия. Семнадцатого апреля 1987 года был убит барабанщик Карлтон Барретт возле своего дома – снайпером-одиночкой, очевидно, посланным женой Барретта и ее любовником-таксистом. Менее чем через пять месяцев, 11 сентября, безжалостный расстрел произошел в доме Питера Тоша: кроме самого Тоша, погиб также радио-диск-жокей Джефф «Фри-Ван» Диксон, а барабанщик Санта Дэвис и жена Тоша, Марлен, были серьезно ранены. Затем, 6 февраля 1989 года, произошло бессмысленное убийство Кинга Табби: ямайская музыка потеряла одну из своих самых творческих фигур. Табби был застрелен прямо на улице, в двух шагах от его дома, группой неизвестных, по-видимому, во время попытки ограбления, и никто никогда не был обвинен в убийстве.
