Полководцы Великой Отечественной - [64]

…Усталый после бессонной ночи Еременко дремал вполглаза на сиденье рядом с водителем, который по этому случаю старался вести машину осторожно, но ее то и дело бросало из стороны в сторону. Приходилось петлять между глубокими воронками, грудами кирпича, развалинами домов, ставшими уже привычными для глаз каждого защитника Сталинграда. И вдруг Андрей Иванович весь подтянулся, положил свою тяжелую руку на плечо водителя и тут же энергично сжал его. Водитель остановил машину, посмотрел в недоумении на командующего. А Еременко в это время глядел на детский веселый хоровод — скульптурную группу, иссеченную осколками, местами закопченную, но, казалось, живую. Взявшись за руки, дети мирно и весело танцевали на площади под раскатистый грохот войны.

Откуда-то из развалин вынырнул мальчуган — худой и грязный, с быстрыми цыганскими глазами, одетый в старую, во многих местах порванную одежду явно с чужого плеча. Лет ему можно было дать не более восьми. Он замер невдалеке, широко расставив ноги и спрятав руки за спину.

Открыв дверцу машины, Еременко жестом пригласил мальчугана подойти поближе. Тот подошел, но метрах в трех опять остановился.

— Как звать? Давай знакомиться, — первым заговорил Андрей Иванович.

— Петькой.

— Петро, значит. А меня Андреем кличут… Ну, иди поближе. — Повернулся к адъютанту, спросил: — Что у тебя пожевать найдется? Хлеб есть? Масло? Сделай бутерброд и сахарным песком посыпь.

Пока адъютант занимался бутербродом, Андрей Иванович продолжал разговор со своим собеседником.

— Ты откуда, друг? — спросил он мальчугана.

— Я — сталинградец! — с гордостью произнес тот и рассказал, что его отец воюет с гитлеровцами где-то на фронте, а мать погибла во время бомбежки.

— Что ты тут делаешь, Петро?

— Жду отца… Дом свой охраняю от фрицев.

— Как охраняешь?

— У меня граната есть. Как шарахну, если сунутся! — и он вытащил из кармана длинного пиджака настоящую «лимонку», снаряженную запалом: — Во!

— Дай сюда! — невольно вырвалось у Еременко.

Он выскочил из машины и бросился к мальчику, но Петро дал такого стрекача, что через несколько мгновений исчез в развалинах дома, а вскоре появился в проломе стены на втором этаже. Еременко предложил:

— Послушай, Петро, давай меняться: мы тебе — бутерброд с маслом, а ты нам — гранату.

— He-а, — покачал головой Петро. — У меня она одна.

— А ты знаешь, что ходить с гранатой опасно — может взорваться?

— Ага. Я одну для пробы бросил в подвал, так грохота было…

— Значит, не согласен на обмен?

— Не-а.

Повернувшись к водителю, командующий с горьким вздохом произнес:

— Ну, что ты будешь с ним делать? Дитя войны, — и уже садясь в машину, добавил: — Оставь мальчишке бутерброд.

Дальше ехали молча. Андрей Иванович, все еще переживая встречу со сталинградским Гаврошем, время от времени повторял: «Ах, Петро, Петро… Вот бесенок!» Мысленно он перенесся в свою родную Марковку, в далекое детство. Оно было тоже невеселым, как у этого Петра… Отец его так же, как дед и прадед, который, по рассказам, участвовал в Булавинском восстании крестьян против помещиков и царя, пахал землю, мечтая о лучшей доле. В двадцать один год его забрали в солдаты, где он нажил чахотку. Протянул несколько лет и умер, оставив на руках жены семерых детей.

После смерти отца мать как-то вечером подсела к Андрею, положила руку ему на голову, провела ладонью по жестким волосам и тихо заговорила:

— Сынку, сам бачишь, як нам житы тяжко. Ты самый старший, должен понимать, что без хозяина и дом не дом. Хлопчик ты крепкий, нужно тебе привыкать быть хозяином. А там и братья подрастут, тоже станут помогать. Так и проживем не хуже других.

Сын прижался к матери, заглянул в ее усталые глаза и твердо, вполне осознанно произнес:

— Добре, мамо, я постараюсь…

Так в десятилетнем возрасте кончилось его не очень веселое детство. Ему страстно хотелось учиться, но четыре класса земской школы оказались для него в то время пределом образования. Лет в четырнадцать задумался над тем, почему есть бедные и богатые, сытые и голодные. Но четкие и ясные ответы на эти вопросы смог найти только через несколько лет, когда в окопах империалистической войны примкнул к большевикам.

Постепенно росла вера в победу пролетариата и крестьянства под руководством партии большевиков.

Великий Октябрь на многое открыл ему глаза. Он сражался с врагами Советской власти в родных местах, а после похорон марковских комиссаров, подвергнутых белыми изуверским истязаниям и затем зарубленных, вступил в члены РКП(б). Это событие стало самым ярким во всей его судьбе.

И то, что он был членом Коммунистической партии, придавало ему в работе энергии, усиливало чувство ответственности за порученное дело. Он еще больше стал сознавать, что является бойцом революции, частицей партии, которая впервые в истории повела миллионы простых людей на великую битву за новую жизнь…

…Андрей Иванович торопился на митинг к танкистам, которым предстояло завтра вступить в бой. Слушали Еременко всегда с большим вниманием. Он умел просто и доходчиво разъяснить сложный вопрос, донести свои мысли, идеи до сознания слушателей. И теперь он сразу повел речь о том, что больше всего волновало людей в этот момент, о положении дел на фронте.