Полковник - [54]
А вот еще 1974 год — молодой дерматолог доктор Саммерлин, руководивший лабораторией в Мемориальном центре раковых исследований в Нью-Йорке, пойман с поличным своим же лаборантом, когда подкрашивал участки пересаженной кожи у белых мышей для того, чтобы продемонстрировать своему шефу доктору Гуду, что предложенный им метод трансплантации позволяет преодолеть иммунологический барьер. Разве это совместимо с высоким званием ученого? — пожимает плечами Иван Федорович в недоумении. Впрочем, скорее всего, и раньше он знал о каких-то отдельных случаях в науке, подобных этому, но… но верил, что это исключение, что в семье не без урода и так далее. Но это же — случай с Саммерлином — явное мошенничество в науке, а тот же Центр раковых исследований, испытывая финансовые затруднения, посчитал полезным для себя в сложившейся ситуации заявить прессе до окончательного расследования, что обманщик Саммерлин получил обнадеживающие результаты. В чем же тут дело?! Ведь речь идет не об одиночке безобидном — о целом научном центре. Но разве целый научный центр может обманом заниматься?.. А если самообманом?.. Тогда ж еще хуже…
Иван Федорович в возбуждении ходит по комнате, каким-то осторожным взглядом окидывая полки с книгами, словно на ощупь пытаясь в них выделить этих самых галлисов и саммерлинов. Конечно же подобный способ подтверждения гипотезы — тягчайшее преступление ученого (и этот прыткий Галлис не мог не знать об этом), и все же в своеобразной логике ему, пожалуй, не откажешь, думает Иван Федорович с тяжелым предчувствием. В какой-то казуистической логике Галлису действительно не откажешь. Нет-нет, бесчестность в научной работе — отнюдь не уникальное явление, Иван Федорович сейчас остро понимает это, давно исчез в нем тот наивный ученый-рыцарь. Ему сейчас тяжело от другого — как эта аморальность в науке год от года становится все неуязвимее, рядится в какую-то свою, странную одежку… вроде этой казуистической логики Галлиса. И еще, что самое печальное, все чаще это связано с молодыми именами в науке, с будущим науки. По отдельным этим признакам пытается сейчас Иван Федорович определить ту будущую мораль. От коллективной той морали так много ведь зависит. Да почти всё! Взять ту же атомную бомбу, изобретатели ее конечно же свято верили в благие цели — предотвратить насилие и смерть. А не успев изобрести, в десятки, в сотни раз лишь увеличили жестокость в мире…
Тогда что же такое — ученый в этом мире? Что он может? Что он должен? Каким умом и ясностью какой он должен постоянно обладать? Какой моралью, идеалами какими? Что представляет наука на сегодня? Не сумма знаний, а сегодняшний творческий процесс, цели, установки? Существует ли она как чистая реальность или все это лишь фикция социального фона? А главное — какова ее нравственность на сегодня? Много ль в ней рыцарей вроде Нильса Бора?
«Да-а, мой верный брат Нильс Генрик Давид… — мысленно обращается Иван Федорович к Бору. — Нелегко и тебе было, нет, нелегко… Ты, разумеется, одним из первых опомнился от своего атомного открытия и со всем терпением и настойчивостью потребовал от военных и политиков невероятного: опубликования атомного проекта до применения атомной бомбы!» Да, да, да… все это было и смело, и решительно, и благородно. Права, тысячу раз права его жена — фру Маргарет Бор, что Черчилль не был великим человеком, не понял, не оценил благородных идей Бора… Да-да, взял и бросил бомбу на живых людей… потом вторую… опять на живых людей. Нет-нет, позором атомного убийства покрыли себя не ученые, создавшие бомбу, а те, что приказали взорвать ее над живыми людьми. Так отчего ж так жаль сейчас Ивану Федоровичу славного датчанина Нильса Генрика Давида… прямо-таки жаль до слез. И себя жаль. Все ходит он по комнате и все спрашивает, что же такое, наконец, ученый и что же ему остается делать в этом страшном мире, где одной бомбой убивают сразу тысячи ни в чем не повинных людей! Что в сравнении с этим его единственная жизнь! И сжимает он крепко гудящую голову. Раскачивает ее туда-сюда… туда-сюда… А с кровати в ответ своею головою сын божий покачивает. Словно говорит Ивану Федоровичу: «Не сходи с ума — ты же не бомбу изобрел, а наоборот — бессмертие!»
— Смеешься! — закричал вдруг дико Иван Федорович, валясь на кровать и взмахом руки сбивая картонную икону. — Смеешься! — слева и справа бил кулаками он мягкую подушку. — Бессмертие! Ха-ха… великое открытие!.. Ха-ха-ха… оставить им, этим жадным, продажным, присвоившим непонятно каким образом это святое имя — ученый. Чтоб, перевернув другим концом мое открытие, ударили бы новой смертью по человечеству… а-а-а!.. Я вам не Нильс Генрик Давид… нет-нет! Я — не датчанин! Нет-нет, я — русский! Отойдите, все отойдите… я не знаю ни слова по-датски… прочь… да что ж это такое?! Дания! Ха-ха… карликовое королевство… прочь… принц датский — … солдатский! А ну без рук! Только без рук… я — русский ученый… я… я не хочу!.. Я ничего не хочу-у… оставьте, пожалуйста… трое на одного?.. а… еще… и интеллигенты… м-молодые, да?.. из этих… как их… из… из ранних-х-х…
Юрий Александрович Тешкин родился в 1939 году в г. Ярославле. Жизнь его складывалась так, что пришлось поработать грузчиком и канавщиком, кочегаром и заготовителем ламинариевых водорослей, инструктором альпинизма и воспитателем в детприемнике, побывать в экспедициях в Уссурийском крае, Якутии, Казахстане, Заполярье, па Тянь-Шане и Урале. Сейчас он — инженер-геолог. Печататься начал в 1975 году. В нашем журнале выступает впервые.
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.