Полковник Кварич - [61]

С быстротой молнии Ида одной рукой хватает «холостое» ружье, и как только Гарольд поворачивается к ней, второй рукой вручает ему другое, взведенное и заряженное. «Бах!». Еще одна птица летит головой вниз из поредевшей стаи. Сейчас до них ярдов шестьдесят. «Бах!» – и снова о, радость и удивление! – последняя птица переворачивается в воздухе и падает замертво, как камень, в семидесяти шагах от ствола его ружья.

Из этой стаи полковник подстрелил четырех птиц, что, как хорошо известно любому охотнику, своего рода подвиг, который редко удается даже искушенным стрелкам.

– Браво! – сказала Ида. – Я была уверена, что вы умеете стрелять, если захотите.

– Да, – ответил он, – это была довольно хорошая работа. – И он начал сам подбирать птиц, потому что к этому времени загонщики уже перешли поле. Все птицы были мертвы, ни одного подранка, и их было ровно шесть пар. Как только он поднял последнюю, к нему, вместе с Эдвардом Косси, подошел Джордж.

– Вот это да! – воскликнул он, и его меланхоличную физиономию осветило некое подобие улыбки, – Такой удачной охоты я отродясь не видел! Лорд Уолсингем, и тот не мог бы похвастать такой удачей – пятнадцать выстрелов и двенадцать птиц! Честное слово, – и он вновь повернулся к Эдварду, – разрази меня гром, сэр, но мне кажется, что полковник все-таки выиграл перчатки для мисс Иды. Давайте посчитаем, сэр. У вас две пары с этого последнего подгона, одна с первого, ничего со второго, и три с третьего, итого всего тринадцать. А у полковника их ровно семь пар, итого всего четырнадцать, как одна птица.

– Итак, мистер Косси, – сказала Ида, с нежной улыбкой, – я выиграла перчатки. Не забудьте заплатить за них.

– О, я не забуду, мисс де ла Молль, – ответил тот, тоже с улыбкой, но не слишком доброй. – Я полагаю, – добавил он, обращаясь к полковнику, – что последняя стая закрутилась, чем вы и воспользовались.

– Нет, – тихо возразил Кварич, – все четыре выстрела были точными.

Мистер Косси снова улыбнулся и отвернулся, чтобы скрыть свою досаду, недоверчивую улыбку, отчего кровь Гарольда Кварича побежала по жилам быстрее, чем то было полезно для него. Эдвард Косси предпочел бы потерять тысячу фунтов, чем допустить, что его соперник подстрелит лишнюю птицу, ибо он не только был ревнивым стрелком, но и прекрасно знал: Ида в душе желала, чтобы он проиграл пари и, что еще хуже, желала увидеть его унижение!

А затем его, лучшего стрелка в радиусе десяти миль, победил какой-то старый вояка, паливший из странного ружья и совершенно не привыкший к тому, что птицу гонят ему под выстрел! Да об этом вскоре узнает вся округа! Болтливый Джордж точно позаботится об этом. Стоило Косси подумать об этом, как он был готов лопнуть от злости. И поэтому, боясь выставить себя на посмешище, он, не проронив ни единого слова, отправился со своим слугой к замку, вынудив остальных следовать за ним.

Ида посмотрела ему вслед и улыбнулась.

– Он так тщеславен, – сказала она. – И не привык проигрывать.

– Мне кажется, вы излишне суровы к нему, – сказал полковник, ибо шутка получилась довольно жестокой, что претило его вкусу.

– Во всяком случае, – ответила Ида, топнув ногой, – не вам это говорить. Будь он вам столь же неприятен, как и мне, вы бы тоже были с ним суровы. Кроме того, я осмелюсь сказать, что вскоре настанет его черед.

Полковник поморщился, что не удивительно, но, глядя на ее красивое лицо, застывшее, как сталь, при мысли о том, что может принести с собой будущее, он подумал, что, если этот черед настанет и она достанется Эдварду Косси, это вовсе не будет означать, что окончательный триумф будет на его стороне. Ибо Ида де ла Молль, в какой бы степени ею ни руководило чувство чести и долга, отнюдь не была бабочкой, которую можно раздавить колесом, но женщиной, чья неприязнь и злость, или, что еще хуже, холодное, неизменное презрение было чем-то таким, от чего даже самый смелый мужчина в ужасе шарахнулся бы от нее.

На эту тему больше не было сказано ни слова, и они завели разговор, хотя и довольно сдержанно, о посторонних вещах. Оба знали, что это фарс, и что они играли в нем каждый свою роль, потому что под ледяной коркой формальностей протекала река их любви, вот только куда она текла, они не знали. Все это стало ясно несколько вечеров назад. Но чего бы вы хотели? Необходимость оказалась сильней их желания, вынудив их встать на путь самоотречения, и, как разумные люди, они признали этот факт: ибо нет в мире ничего более болезненного, нежели вспышка безнадежной любви.

И поэтому они говорили о живописи, и о стрельбе, и о всякой всячине, и вскоре дошли до серых старых башен замка. Здесь Гарольд хотел попрощаться с ней, но Ида убедила его зайти и выпить чаю, добавив, что ее отец хотел бы пожелать ему доброй ночи.

Соответственно, он вошел в вестибюль, где уже горел свет, ибо уже темнело, и здесь он застал сквайра и мистера Косси. Как только он вошел, Эдвард Косси встал и, пожелав сквайру и Иде доброй ночи, направился к двери, где, стирая грязь со своих охотничьих сапог, стоял полковник. Когда он подошел ближе, Гарольд, ощущая по поводу выигранного пари неловкость, ибо ему было крайне неприятно унизить человека, который так гордился своим умением меткого стрелка, протянул руку и сказал дружелюбным тоном: