Полковник Коршунов - [34]

— Ерунда, — нерешительно протестовал Николаенко. — Беш-бармак…

— Пойдемте, Коля, — не слушая его, сказал Закс и с мальчишкой на руках вошел в юрту.

Когда через полчаса рассерженный Исахун заглянул в юрту, Закс, сидя у костра, учил дочь пастуха петь красноармейскую песню. Девушка смущалась и закрывала лицо рукавом старого казакина, но пела, смешно коверкая слова:

…конная Буденая раскинула пути…

Исахун пришел предложить беш-бармак.

От беш-бармака пограничники отказались и угостили пастухов консервами.

Ночью Исахун выбросил из своей юрты целый казан вареного мяса.

Пограничники уехали рано утром. Недалеко от становища они наткнулись на скорченные трупы собак. Собаки валялись рядом с большими кусками вареного мяса, скалили зубы, покрытые пеной, и мертвыми, стеклянными глазами смотрели на всадников.

— Странно! — сказал Закс.

6

Исахуна арестовали через два дня.

Те же кзыл-аскеры приехали к нему. Вместе с ними был Кутан, уполномоченный Винтов и доброотрядцы с пленными басмачами.

В юрте Исахуна сделали обыск. Ничего подозрительного не было. Но когда пограничники уже хотели уезжать, к Заксу подошла дочь старого пастуха. Задыхаясь от смущения, она сказала что-то по-киргизски.

— Что она говорит, Кутан? — крикнул Закс.

— Что он говорит? — улыбнулся Кутан. — Что может говорить молодой девочка такому хорошему парню?

Но когда девушка повторила непонятную фразу. Кутан стал серьезным и насторожился, а Исахун смертельно побледнел.

Девушка сказала, что Исахун спрятал что-то под камень за юртой. Она сама видела, как он делал это. Под камнем нашли кожаный мешочек. Винтов раскрыл его. В мешочке был белый порошок.

Исахун бросился к лошадям, но Кутан внимательно следил за ним. Он подставил ему ногу, и бай со всего размаха растянулся на земле. Кутан вскочил ему на спину и хорошенько обработал его своими увесистыми кулаками. Когда бая подняли, он плакал, клялся, что ни в чем не виноват, и признался во всем. Он показал письмо Джантая, умоляя простить его. Пленный вожак басмачей, Касым, подошел и плюнул Исахуну в лицо. Доброотрядцы смеялись.

Через несколько часов весь отряд двинулся дальше.

Кутан ехал впереди, рядом с Винтовым, а Николаенко и Закс ехали последними.

— Нет, ты пойми, — горячился Закс, — планер на буксире у самолета подымается в стратосферу. Так?

— Ну, так, — соглашался Николаенко.

— В стратосфере он отцепляется и планирует вниз. Понимаешь? Никакие звукоулавливатели и прочие штуки ничего не слышат, и вдруг над расположением противника бесшумно появляется планер, бомбы, пулемет, пике — и все готово. Здорово?

— Ну, здорово.

— А вы, Колечка, презираете планер! — торжествовал Закс.

Кутан и Винтов ехали молча.

Кутан задумался и тихо мурлыкал песенку.

— Что ты поешь, Кутан? — спросил Винтов.

Кутан улыбнулся.

— Хорошая песня, понимаешь. «Конная Буденая раскинула пути», — пропел он и сказал, помолчав: — Одна киргизская девушка пела.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Пришла зима.

Горные козлы спускались ниже к долинам, и волки нападали на их стада, темными ночами подкрадываясь по снегу. Барсы мерзли в пещерах, охотники слышали голодное мяуканье и рычанье недалеко от костров мирных становищ.

Начался декабрь, месяц метелей, бурь и снежных заносов.

Через перевалы прошел караван. Вьюки были полны товарами. Самые высокогорные аулы ждали к себе кооператоров. Караван дошел до большой равнины у выхода из ущелья Кую-Кап. Всего товаров было на пять тысяч рублей.

Вместе с караваном широко распространялось известие о небывалом празднике в Караколе. Двадцатого декабря исполнилась годовщина ВЧК, двадцатого декабря пограничники устраивали байгу на площади и той для многочисленных гостей. К двадцатому декабря сотни людей съедутся на праздник. Уже двинулись киргизы из Джеты-Огузского района и с берегов Иссык-Куля, из окрестностей Токмака и села Покровского, из Ак-Булуна и Зындана, и из многих других селений, аулов и урочищ.

Ехали целыми семьями, везли с собой юрты. Всякому интересно посмотреть такой праздник, такую байгу, где скакать будут все кзыл-аскеры, состязаясь в доблести друг с другом и с любым приезжим джигитом.

Так говорили караванщики.

Пятнадцатого декабря Кутан уехал из своей юрты в ауле Ак-Булун. Как всегда, он взял с собой винтовку и попрощался с матерью.

Абдумаман и Каче встретились ему на тропинке.

— Аман, аман, — сказали они.

— Куда едете? — спросил Кутан. — На охоту?

— Большого козла хотим убить, — хитро прищурился Каче.

Абдумаман промолчал.

— Поедем вместе, — сказал Кутан.

Ночью к их костру подъехало десять джигитов. Впереди всех был кузнец Гасан-Алы.

Утром еще пятнадцать джигитов присоединились к ним. Все ехали на охоту.

В полдень на дне глубокого ущелья, возле пещеры, джигиты встретились с кзыл-аскерами. Комендант верхом на своем гнедом Ваське стоял впереди.

Кутан ударил плетью коня и коротким галопом погнал к коменданту. Остановившись против него, он взял под козырек. Лицо его было серьезно и торжественно.

— Добровольный отряд прибыл по твоему приказу товарищ комендант, сказал он.

— Здравствуй, Кутан, — ответил Андрей Андреевич. — Аман, товарищи джигиты.

— Здравствуй, — хором ответили доброотрядцы.