Полковник Ф.Дж. Вудс и британская интервенция на севере России в 1918-1919 гг.: история и мемуары - [34]

После возвращения наши товарищи позабавили нас рассказами о конфузе, который произошел на балу. Заговор развивался по плану, так как Николай быстро одел двух карелов в такие же наряды, чтобы число «людей в капюшонах» не уменьшилось и наше отсутствие не было бы обнаружено. Григорию не потребовались слова, чтобы выразить свое восхищение леди в маске и послушно последовать за ней в ловушку. Здесь его внимание было полностью поглощено столь уместно оставленной бутылкой. Когда пришел момент истины, в комнату ворвался разгневанный муж в сопровождении стольких друзей, сколько поместилось в коридор; за их спинами стояли все наши товарищи. Леди дала полную волю своим эмоциям, и Григорию пришлось удерживать ее, чтобы она не убежала, когда обнаружила, что осталась наедине не с тем человеком. Ее муж бросился вперед и ударил Григория, которой тут же предложил ему стреляться на револьверах, не сходя с места. Муж пережил несколько очень неприятных минут, пытаясь избежать подобного развития событий, так как он с огромным уважением относился к храбрости карелов и их навыкам обращения с оружием и не строил иллюзий по поводу собственных способностей. Леди весьма язвительно комментировала эту ситуацию; к тому же его осыпали откровенными и несдержанными упреками собственные товарищи, в результате чего заговор был полностью раскрыт. В конце концов, пытаясь оправдать себя, он и позвонил мне, однако мое присутствие на другом конце провода оказалось последней каплей.

Старый деревянный театр был свидетелем многих драм помимо тех, что предназначались для развлечения, в основном из-за того, что он являлся центром общественной жизни в Кеми и, как следствие, в мирное время в нем располагались штаб-квартиры различных организаций. Сейчас он стал базой Карельского полка, командиром которой был назначен недавно прибывший британский офицер, майор Гаррисон из Уэст-Йоркширского полка. У него было мало времени для адаптации к ситуации на севере России, поэтому Григорий старался проводить с ним как можно больше времени, чтобы предохранить его от ошибок.

Однажды ранним утром в нашей штаб-квартире раздался настойчивый телефонный звонок, на который ответил Менде. Звонил Григорий, находившийся на верхнем этаже театра. Он попросил меня как можно быстрее приехать, сказав, что вот-вот взбунтуются солдаты Новой мурманской армии.

Когда мы в спешке оделись, у дверей нас уже поджидал Микки на санях, и мы добрались до города за рекордное время. Та ночь была одной из самых холодных, что мне довелось испытать: температура упала до семидесяти трех градусов мороза <—58 по Цельсию — Примеч. перев.>. Прибыв в театр, мы обнаружили около пятидесяти русских солдат на заднем дворе, который использовался для стоянки транспорта; они были вооружены винтовками, те, кто был позади, просили стоявших спереди расступиться, и все одновременно что-то кричали. Мы протиснулись сквозь толпу и, добравшись до самого центра беспорядков, забрались на сиденье пустых саней. Менде тщетно пытался перекричать весь этот гам, и, чтобы привлечь внимание, мне пришлось использовать тот же тон, с которым я когда-то муштровал батальон. После этого они немедленно притихли. Я начал с того, что назвал их крикливыми мальчишками и упрекнул за то, что они вытащили меня из теплой постели в такую ночь, после чего попросил, чтобы их представитель поднялся на сани для переговоров. К этому моменту они заинтересовались и, как мне кажется, немного развеселились, услышав мой акцент. В конце концов один из них начал пробираться ко мне, но молодой русский офицер приказал ему остановиться, угрожая пристрелить его. Я приказал офицеру выйти, спросил его имя и часть и сообщил ему, что он арестован.

После этого солдат изложил свою жалобу. Он сказал, что офицер, который только что пытался вмешаться, ударил его по лицу хлыстом и потом угрожал ему револьвером. Повернувшись к одному из четырех офицеров, стоявших рядом с первым, я спросил у него, правда ли это. Разумеется, он не смог дать прямого ответа, и, поскольку солдаты снова заволновались, я приказал им разойтись по казармам, пообещав, что лично разберусь в происшедшем. Мое обещание их успокоило, и они разошлись без лишнего шума; однако в какой-то момент ситуация складывалась крайне неприятным образом: пятеро пьяных юных офицеров стояли спиной к спине, окруженные толпой разгневанных солдат, в руках которых были русские винтовки с несъемными штыками.

Из доклада Григория следовало, что арестованный младший офицер во время танцев приказал солдату уступить ему свою прелестную партнершу, а после того как солдат не смог скрыть свой гнев, достал револьвер и пригрозил пристрелить его. Тот ушел в казармы со своими товарищами и, вооружившись, они вернулись, чтобы продолжить спор. К офицеру присоединились его друзья, также с револьверами наизготовку, и именно в этой ситуации мы застали спорщиков, предотвратив дальнейшее развитие событий.

Я доложил об этом случае полковнику Байкову и попросил, чтобы он передал мне копию протокола военного суда, рассматривавшего дело этого офицера. Я также посоветовал полковнику перевести офицеров, оказавшихся замешанными в этом деле, в другой район — в противном случае их жизни постоянно подвергались бы опасности. Это было выполнено. К другому моему совету — относиться к солдатам с большим уважением, — боюсь, так и не прислушались. Я сдержал свое обещание, данное русским солдатам, и добился того, чтобы их пайки были увеличены, а за снабжение отвечал наш персонал, за что они были очень благодарны.