Полка. О главных книгах русской литературы - [95]

Таким образом, Пётр у Мережковского — носитель не государственного сверхпроекта, а ницшеанского сверхчеловеческого (и антихристианского) начала, сторону которого Мережковский безоговорочно принимает в этот период. Изменение отношения к „антихристу“ Петру влияет на интерпретацию „Медного всадника“: „Медный всадник“ — „петербургская повесть“ — самое революционное из всех произведений Пушкина. ‹…› Под видом хвалы тут ставится дерзновенный вопрос… обо всём „петербургском периоде русской истории“ („Петербургу быть пусту“, 1908).

Валерий Брюсов в статье „Медный всадник“ (1909), полемизируя с Мережковским и с польским исследователем Юзефом Третьяком, предлагает своё понимание поэмы:

Пушкин выбрал своим героем самого мощного из всех самодержцев, какие когда-либо восставали на земле. Это — исполин-чудотворец, полубог, повелевающий стихиями. Стихийная революция не страшит его, он её презирает. Но когда восстаёт на него свободный дух единичного человека, „державец полумира“ приходит в смятение. Он покидает свою „ограждённую скалу“ и всю ночь преследует безумца, только бы своим тяжёлым топотом заглушить в нём мятеж души.

„Медный всадник“ действительно ответ Пушкина на упрёки Мицкевича в измене „вольнолюбивым“ идеалам юности. „Да, — как бы говорит Пушкин, — я не верю больше в борьбу с деспотизмом силами стихийного мятежа; я вижу всю его бесплодность. Но я не изменил высоким идеалам свободы. Я по-прежнему уверен, что не вечен „кумир с медною главой“, как ни ужасен он в окрестной мгле, как ни вознесён он „в неколебимой вышине“. Свобода возникнет в глубинах человеческого духа, и „ограждённая скала“ должна будет опустеть“

Один из интереснейших опытов интерпретации — статья Льва Пумпянского „Медный всадник“ и одическая традиция XVIII века» (1939), в которой рассматривается эстетический спор Пушкина с его предшественниками. По мнению литературоведа, «в „Медном всаднике“ полемика становится основой самого сюжета, благодаря чему сюжет превращается в драму: монархии противостоит Евгений, а Державину противостоит городская беллетристика. Тем самым Пётр окончательно отодвинут в прошлое: его подвиг остаётся за ним, но превращается в великое событие прошлого; в современности же, в 30-е годы, он может действовать лишь как страшный гигантский призрак. „Медный всадник“ означает окончательный отказ Пушкина от надежд на возможность второго Петра в русской истории; это отрицающий эпилог всего петровского цикла. Но одновременно отодвигается в прошлое и классицизм русского XVIII века; сплошь двусмысленное воспроизведение его тем и его эстетики являются на деле тоже воссозданием литературного призрака».

Другая попытка интерпретировать поэму через анализ её стилистики предпринята в 1941 году Сергеем Рудаковым[420] («Ритм и стиль „Медного всадника“»).

Многочисленные работы, посвящённые «петербургской повести», появлялись и позднее. Тут были и текстологические труды (работы Николая Измайлова), и исследования фактических источников поэмы (статьи Александра Осповата), и попытки найти баланс между сочувствием «маленькому человеку» и державным пафосом (иногда не без влияния изгибов официальной идеологии). При этом «линию Белинского-Мережковского» продолжали, в частности, Григорий Гуковский и Леонид Гроссман, «линию Брюсова» (делающую акцент на сочувствии Евгению и осуждении Петра) — Георгий Макогоненко, Адриан Македонов и другие. Некоторые исследователи (Сергей Бонди, Евгений Маймин, Михаил Эпштейн) занимали позицию, которую можно назвать «промежуточной».

История написания и интерпретаций «Медного всадника» всесторонне освещена в книге Александра Осповата и Романа Тименчика «Печальну повесть сохранить…» Об авторе и читателях «Медного всадника» (1985).

Важная веха в изучении поэмы — книга Александра Архангельского «Стихотворная повесть А. С. Пушкина „Медный всадник“» (1990), содержащая не только анализ текста и обзор литературы, но и весьма оригинальную авторскую концепцию:

В повести сплетаются два сюжета — «внешний», событийный, где ничто ни с чем как бы не связано, и «внутренний», символический, в котором всё связано со всем. Во «внутреннем» сюжете герои своими помыслами пробуждают дремлющую в недрах исторического бытия стихию, которая в сюжете «внешнем» оборачивается разрушительным наводнением, угрожающим счастью человека.

Несомненно, процесс переосмысления и реинтерпретации «Медного всадника» далеко не закончен.

Николай Гоголь. «Невский проспект»

О чём эта книга?

«Невский проспект» — короткая повесть о двух приятелях-петербуржцах и об их романтических увлечениях и любовных похождениях, которые заканчиваются в одном случае трагически, в другом — гротескно-комически. Герои — романтически настроенный художник Пискарёв и жовиальный поручик Пирогов — воплощают два типа петербуржца: экзальтированного романтика и приземлённого обывателя, но оба они — игрушки столичной жизни, с её иллюзорностью и непредсказуемостью.

Вид Фонтанки у Аничкова моста.

Гравюра Александра Тона. 1820-е годы[421]

Жан Жерень. Портрет Николая Гоголя. Конец 1830-х годов[422]

Когда она написана?

Первые черновики повести относятся к 1831 году. Полная черновая редакция была готова в 1834 году, окончание работы над повестью исследователи датируют маем — августом того же года. Цензурное разрешение сборника «Арабески», в котором напечатана повесть, было выдано 10 ноября 1834 года. Гоголь в это время жил в Петербурге и одновременно работал над другими петербургскими повестями — «Носом» и «Записками сумасшедшего».