Полка. О главных книгах русской литературы - [91]

И в нём Парашу успокою.

Кровать, два стула; щей горшок

Да сам большой; чего мне боле?

Не будем прихотей мы знать,

По воскресеньям летом в поле

С Парашей буду я гулять…

Ср. в «Путешествии Онегина»:

Мой идеал теперь — хозяйка,

Мои желания — покой,

Да щей горшок, да сам большой.

Эта формула отчётливо выражает вызывающий «третьесословный» жизненный выбор деклассированного дворянина. Но у Евгения (в отличие от рассказчика «Евгения Онегина») эта позиция лишена всякой демонстративности: она естественно вытекает из его жизненной ситуации.

«Бледность» образа Евгения, которая смущала критиков (от Дружинина до Брюсова), принципиальна. Он «петербуржец вообще», «человек без свойств». В черновиках ему даётся такая характеристика:

Он был чиновник небогатый,

Безродный, круглый сирота,

Собою бледный, рябоватый,

Без роду, племени, связей,

Без денег, то есть без друзей,

А впрочем, гражданин столичный,

Каких встречаете вы тьму,

От вас нимало не отличный

Ни по лицу, ни по уму.

Как все, он вёл себя нестрого,

Как вы, о деньгах думал много,

Как вы, сгрустнув, курил табак,

Как вы, носил мундирный фрак.

Пушкин, однако, отказывается от этого описания: возможно, и оно кажется ему слишком развёрнутым и индивидуализированным. В итоге мы знаем о Евгении только следующее: он безденежный и беспоместный выходец из древнего рода, скромный и неамбициозный человек; он служит в канцелярии и любит девушку по имени Параша.

Случайны ли имена героев?

Пушкин открыто связывает имя Евгения с хорошо известным читателю «Евгением Онегиным»:

Мы будем нашего героя

Звать этим именем. Оно

Звучит приятно; с ним давно

Моё перо к тому же дружно.

Это имя (в переводе с греческого «благородный») — чисто дворянское, почти неупотребимое в допетровскую эпоху и получившее распространение в XVIII веке. Оно и прямо, по смыслу, и косвенно указывает на потерянный аристократический статус героя. Примечательно, что во второй сатире Кантемира («На зависть и гордость дворян злонравных», 1730) персонаж по имени Евгений жалуется своему другу Филарету на засилье выскочек, вышедших на первый план в Петровскую эпоху. Тот убеждает Евгения, что личные заслуги важнее знатности рода. Пушкин мог вспоминать и об адресате стихотворения Державина «Евгению. Жизнь Званская» епископе Евгении Болховитинове, и о своём хорошем знакомом, крупнейшем из поэтов пушкинской плеяды — Евгении Баратынском.

Напротив, имя Параша (уменьшительное от Прасковья) — скорее простонародное (как многие имена с греческим корнем). Оно совпадает с именем героини комической поэмы «Домик в Коломне» (1830), посвящённой непритязательным обитателям именно того района, в котором живёт Евгений. Героиня «Домика» (с сюжетом в традициях «Декамерона») — чувствительная, легкомысленная и изобретательная девушка, дочь вдовы-чиновницы. Таким образом, в «Медном всаднике» Пушкин снова обращается к жизни низших городских сословий, но уже в трагическом ключе.

Привязано ли действие поэмы к петербургской топографии?

Да, и эта привязка очень конкретна.

Евгений (как и многие герои русской литературы XIX века) — житель Коломны, района, ограниченного Мойкой, Фонтанкой и Крюковым каналом, примыкающего к заливу (на левом берегу Невы) и потому особенно уязвимого во время наводнений. Коломна традиционно была районом «респектабельных бедняков» — главным образом мелких чиновников и офицеров. Сам Пушкин жил в Коломне (набережная реки Фонтанки, 185) в 1817–1820 годы.

Параша живёт на правом берегу Невы, в западной части Васильевского острова или на острове Голодае — районах, сильнее всего пострадавших от наводнения. В середине первой части, в ключевой момент наводнения, Евгений оказывается в центре города, — вероятно, там, где находилось место его службы.

Дом Лобанова-Ростовского (Санкт-Петербург). Фотография 1890-х годов[416]

Тогда, на площади Петровой,

Где дом в углу вознёсся новый,

Где над возвышенным крыльцом

С подъятой лапой, как живые,

Стоят два льва сторожевые,

На звере мраморном верхом,

Без шляпы, руки сжав крестом,

Сидел недвижный, страшно бледный

Евгений.

Имеется в виду дом чиновника и военного Александра Лобанова-Ростовского, построенный в 1817–1820 годы по проекту Огюста Монферрана.

Как связаны между собой вступление и повествовательные главы?

Образ Петербурга в русской литературе отчётливо распадается на «тёмный» и «светлый». Во вступлении задаются и комбинируются все основные мотивы позитивного, рационального, антиромантического петербургского мифа, как он был задан в «Прогулке в Академию художеств» Батюшкова:

…Взглянув на Неву, покрытую судами, взглянув на великолепную набережную, на которую, благодаря привычке, жители петербургские смотрят холодным оком, — любуясь бесчисленным народом, который волновался под моими окнами, сим чудесным смешением всех наций, в котором я отличал англичан и азиатцов, французов и калмыков, русских и финнов, я сделал себе следующий вопрос: что было на этом месте до построения Петербурга? Может быть, сосновая роща, сырой, дремучий бор или топкое болото, поросшее мхом и брусникою; ближе к берегу — лачуга рыбака, кругом которой развешены были мрежи, невода и весь грубый снаряд скудного промысла. Сюда, может быть, с трудом пробирался охотник, какой-нибудь длинновласый финн… ‹…› Воображение моё представило мне Петра, который в первый раз обозревал берега дикой Невы, ныне столь прекрасные.