Полка. О главных книгах русской литературы - [430]

Ключи к семантике звуков у Белого можно искать в его поэме в прозе «Глоссолалия», близкой к Хлебникова. Здесь Белый связывает значение звуков с положениями языка, нёба и гортани при их произнесении, сопоставляет эти положения с жестами и позами танцоров. Звук [п] для Белого означал «уплотнение чувств», что только на первый взгляд противоположно взрыву бомбы и «разрастанию оболочек в бреде»: ведь в бомбе именно сжата, уплотнена разрушительная энергия.

Вслед за Белым Иванов-Разумник выделяет в «Петербурге» «лейттона», «лейтзвуки» (по аналогии с лейтмотивами): для первой половины романа это «л — к — л» (лак, лоск, блеск), для второй — «пп — пп — лл» (выраженное прежде всего в угрожающем тиканье бомбы, но кроме этого — в «давлении стен» дома Аблеуховых). Столкновение этих звуков отражено в конфликте Николая Аполлоновича с Аполлоном Аполлоновичем. Ещё одна ассоциация с комплексом звуков «плл» — сатанинский культ палладистов, о котором разговаривают гости на балу у Цукатовых. Этот культ, по уверению одного из гостей, исповедуют «высшие ступени жидомасонства». На самом деле палладизм — мистификация французского журналиста Лео Таксиля, обманувшая даже папу римского. Получается, что даже звуки имени сенатора связаны с темой заговора.

Имена героев значимы и на более высоком, ассоциативном уровне; прежде всего это касается старого сенатора. Имя Аполлон связано с аполлоническим началом в понимании Ницше — светлым, рациональным, упорядоченным. Циркуляры и распоряжения с бюрократического Олимпа должны упорядочивать всю Россию — но в конце романа выясняется, что это уже невозможно: «Стрелометатель, — тщетно он слал зубчатую Аполлонову молнию; переменилась история; в древние мифы не верят; Аполлон Аполлонович Аблеухов — вовсе не бог Аполлон: он — Аполлон Аполлонович, петербургский чиновник». Сам жалкий облик Аблеухова-старшего, по Владимиру Топорову, говорит о кризисе, вырождении аполлонизма в России теории «звёздного языка»[1691]; двойное имя в сочетании с определением «петербургский чиновник» напоминает уже не об Аполлоне, а об Акакии Акакиевиче[1692]. После провала «аполлонического проекта» Россия погружается в хаос, выразитель которого — носитель дионисийского начала и одновременно «отцовское отродье» Николай Аполлонович (чьё имя означает «победитель народов»).

Тяга Белого к удвоению имен (Аполлон Аполлонович, Сергей Сергеевич, Герман Германович) восходит к Гоголю. То или иное звукосмысловое начало таким образом становится более выпуклым. Сюда же можно добавить тройное А в инициалах сенатора — возможно, подчёркивающее его государственную значимость. Наконец, ещё одна коннотация — персонаж «Краткой повести об антихристе» Владимира Соловьева: антихриста зовут Аполлоний и он — предводитель войск, которые нападают на Европу с Востока. Невроз «восточной угрозы» очень значим для «Петербурга» — и он сказывается даже в имени вроде бы совершенно европейского, но на самом деле происходящего от монгольских предков сенатора.

Что такое мозговая игра?

«Мозговая игра» — одно из центральных понятий во вселенной «Петербурга». Оно примыкает к целому ряду изменённых состояний сознания в романе: сюда можно отнести сны, галлюцинации, бред, «астральные путешествия». «Мозговой игре» предаются почти все герои; может быть, вернее было бы сказать, что «мозговая игра» захватывает их как пассивных участников. Так, у Аблеухова-старшего она может «самопроизвольно… вдвинуться в мозг, то есть в кучу бумаг и прошений». Содержание этой игры характеризует героя: в голове сенатора промелькивают «картины, рояль, зеркала, перламутр, инкрустация столиков» — постылая, но всё же хорошо знакомая обстановка, которую нарушают непредвиденные явления, например появление в доме подозрительных незнакомцев с усиками.

Для Белого «мозговая игра» — одновременно стихия и инструмент. Так, в одном из лирических отступлений Белый пишет о Петербурге: «И меня ты преследовал праздною мозговою игрою». Наконец, в первой же главе романа он ломает «четвёртую стену» и заявляет: «сознание Аполлона Аполлоновича есть теневое сознание, потому что и он — обладатель эфемерного бытия и порожденье фантазии автора: ненужная, праздная, мозговая игра». Таким образом, весь «Петербург» — порождение «мозговой игры», которая, в свою очередь, исследует чужие «мозговые игры». «Мой „Петербург“ есть в сущности зафиксированная мгновенно жизнь подсознательная людей, сознанием оторванных от своей стихийности», — писал Белый Иванову-Разумнику и добавлял, что роман можно было бы назвать «Мозговая игра».

Герои Петербурга смутно осознают эту иллюзионистскую стихию, мозг в их разговорах — невротический образ. Когда спятивший Лихутин (страдающий «мозговой болью») волочёт Николая Аполлоновича Аблеухова к себе домой для объяснений, его струсивший оппонент пытается объяснить своё поведение «мозговым расстройством». На мозговое расстройство жалуется и Дудкин — а перед этим уговаривает Аблеухова-младшего бросить курить, потому что «дым проницает серое мозговое вещество… Мозговые полушария засариваются…» Примечательно, что со спешной работой над романом (которая сопровождалась лихорадочным поиском денег) Белый связывал своё «мозговое переутомление».