Полка. О главных книгах русской литературы - [355]

Композиционно «Левша» делится на четыре части: первая излагает историю появления блохи в России, вторая описывает, как английскую блоху подковали тульские мастера, третья посвящена путешествию Левши в Англию и его возвращению, четвёртая рассказывает о бесславном конце великого мастера. Все эти сюжетные линии перекликаются, и основная перекличка развивается по линии «Россия — Европа»: важна здесь разница в отношении к мастеру, его труду, оружию, техническому прогрессу.

Что на неё повлияло?

На замысел лесковского сказа, несомненно, повлияло развитие русской фольклористики, особенно собирательской деятельности 1860–70-х годов, записывание устной народной речи, хотя прямых литературных источников у «Левши» пока не нашлось. Тем не менее вопрос о том, не подхватил ли всё же Лесков историю о подкованной туляками стальной блохе из народной легенды или другого малоизвестного сочинения, до сих пор занимает исследователей.

Первая, самая старая версия истории происхождения сюжета «Левши» принадлежит историку тульского оружейного завода генерал-майору Сергею Александровичу Зыбину. В 1905 году он опубликовал статью, в которой возвёл сюжет «Левши» к реальному эпизоду конца XVIII века. В 1785 году туляк, мастер-оружейник Алексей Михайлович Сурнин, отправился в Англию для обучения оружейному мастерству. Вот только знал ли об этом эпизоде Лесков, неизвестно.

Тульский оружейный завод. Конец XIX века[1444]

Вторую выдвинула фольклористка Эсфирь Литвин. Она связала сказ Лескова с циклом народных исторических песен и легенд, сложившихся в эпоху Отечественной войны 1812 года, в которых фигурирует атаман Матвей Иванович Платов. Лесков и в самом деле использует в сказе фольклорные образы, хотя его насупленный Платов, с «грабоватым» носом, в лохматой бурке и с чубуком в зубах, скорее напоминает героя кукольного театра или лубочной картинки, а не славного атамана Платова из исторических казачьих песен.

Третья версия принадлежит филологу Борису Бухштабу: он доказал, что прибаутку, которую Лесков в своём «литературном объяснении» 1882 года выдаёт за подлинную («Англичане из стали блоху сделали, а наши туляки её подковали да им назад отослали»), писатель придумал, опираясь на поговорку «Туляки блоху подковали». В подлинности последней сомневаться невозможно: она присутствует в других источниках. Кроме того, Бухштаб приводит в своей статье фельетон из газеты «Северная пчела» (1834, № 78) об умельце Илье Юницыне, который делал микроскопические замочки и ключики к ним «без помощи машины, а просто руками и обыкновенными, грубыми инструментами слесарного ремесла». Возможно, этот фельетон был известен Лескову. Словом, единственного и внятного источника оружейной легенды о тульском косом левше, вероятно, не существует. Очевидно, говорить следует о некоем информационном облаке, в которое был погружён автор. В состав этого облака могли входить и сведения о путешествии в Англию Сурнина, и фельетон из «Северной пчелы», и рассказы о танцах блох.

Как она была опубликована?

Текст впервые вышел под заглавием «Сказ о тульском косом левше и о стальной блохе (Цеховая легенда)» в газете Ивана Аксакова «Русь» в октябре 1881 года. В 1882 году в типографии Суворина «Левша» был напечатан отдельным изданием — Лесков внёс в него немало изменений, сделав Платова кровожадней и самодовольней, кавычки вокруг искажённых слов и выражений здесь были сняты. В 1894 году в типографии Mихаила Стасюлевича текст вышел снова, что свидетельствовало о его популярности.

Лесков сознательно передал «Левшу» в аксаковскую «Русь»: ему хотелось, чтобы история о русских умельцах, без «мелкоскопа» подковавших, но в итоге испортивших английскую блоху, прозвучала именно в славянофильском контексте. Лесков не разделял славянофильскую веру в исключительность русского народа, но взгляд на петербургскую бюрократию как на мертвящую силу, складывающую «живые души под сукно», Аксакова и Лескова сближал. Но, в отличие от Аксакова, Лесков о союзе «единоличной верховной власти» и народа не мечтал. Тем не менее вслед за очерком Лескова о народном вероучителе Иване Исаеве «Обнищеванцы» Аксаков опубликовал и «Сказ о тульском косом левше».

Как её приняли?

Без восторга. Хотя в письме Аксакову от 26 октября 1881 года Лесков пишет, что его текст вызвал интерес в литературных кругах: «„Блоху“ здесь очень заметили даже литературщики». Но, вероятно, речь здесь идёт о близком круге — критики встретили газетную публикацию молчанием и откликнулись только на отдельное издание «Левши», причём довольно сдержанно.

Консервативная критика была разочарована иронией Лескова в адрес русского народа — рецензент консервативной газеты «Новое время»[1445], например, писал, что Лесков изображает русского человека «существом низшего порядка»:

Гениальный «Левша» (читай: русский народ) преображается в забитого, безличного, чувствующего своё ничтожество рабочего, который безропотно идёт своей серенькой, неприглядной полоской, не зная, куда его бросит горькая доля: под «куцапые пальцы» казака Платова, или «свалит его в участке на пол», а потом в больницу, «где неведомого сословия всех умирать принимают»… И в такой-то обстановке неведомо затеривается русский гений… «Левша», по рассказу г. Лескова, не только не разумеет ясно выгод своих, но и не очень чувствителен к варварскому обхождению с ним. Что вас возмущает в этом обхождении, то не возбуждает в «Левше» негодования, вызывая разве временами весьма слабый протест. Словом, совсем как подобает людям низшей, недоразвившейся породы…