Полька - [3]

Шрифт
Интервал


В больнице меня осматривают два гинеколога, у каждого свой собственный сверхточный «телевизор». Мы говорим на шведско-английско-французском. Не найдя нужного слова, гинеколог в отчаянии переходит на латынь:

— Curva![7]

Показывая изгиб, он машет рукой у меня перед глазами, смеется.

— Так вы не будете оперировать?

— А зачем? Такая уж ты уродилась. Go hem. Koppla av![8]

Мне впервые нравится шведский: go hem, go hem, курва…

Выхожу из кабинета в зеленом больничном халатике, едва прикрывающем попу. Мне хочется задрать его еще выше, чтобы продемонстрировать: «Я здорова!»

В операционную въезжает каталка с заплаканной женщиной. Мы вместе входили в больницу. За ней волочатся пластиковые кишки капельниц.

— Петр, поехали домой, это ошибка, я здорова!!! — ору я по-польски на всю приемную.

Перед сном поглаживаю lapis lazuli, золотые прожилки, которые каким-то непостижимым образом излучают счастье.


Звонок из Польши: не согласимся ли мы дать интервью «Зеркалу» для рубрики «Вопросы для двоих». Страшновато… Мы никогда публично не исповедовались по поводу нашей совместной жизни. Журнальные фигли-мигли. Петр боится сглазить: «Нам и так хорошо. К чему искушать дьявола?»

С другой стороны, если уж позволять копаться в своем белье, «Зеркало» — это все-таки определенный уровень: он наиболее психологический из иллюстрированных журналов, с постоянной страничкой Эйхельбергера[9], приличными текстами — меньше «гламура», больше смысла. Поколебавшись, мы решаемся. Редактор на редкость общительна, без выпендрежа, характерного для (главных редакторов) женской прессы: «Ах, наши издания пропагандируют культуру и элегантность».

Вопросы для двоих
С Мануэлой Гретковской и Петром Петухой
беседует Беата Дзегелевская

Они вместе. Так решила судьба. Она — из Лодзи и с Меркурия, Он — из Варшавы и с Тибета. Теперь они поселились в деревне под Стокгольмом. Натуры исключительно тонкие. Дух и материю воспринимают как единое целое. Оба пишут, оба рисуют, оба питают склонность к явлениям необычным, любят выходить за пределы традиций и норм. Им снятся одинаковые сны.


ОНА: Мануэла Гретковская (Весы)

— У вашей истории наверняка было какое-то начало. Ты согласна, что в начале было Слово?

— Так гласит Библия, так случилось и с нами, хотя наш мир начался с письменного слова. Петр написал мне письмо. Очень необычное. Этим письмом он нас и создал. Нас с ним вместе. Он заявил, что мы друг другу суждены, хотя никогда не встречались. Другая бы решила, что пишет ненормальный — я часто получаю письма от сумасшедших, — но здесь все было слишком личным, слишком настоящим. Кроме того, люди, которые хороню его знали, рассказали, что это человек исключительно глубокий и с ним стоит познакомиться. Даже мой тогдашний друг, прочитав письмо Петра, сказал: «Он тебя уведет». Так и случилось.

— Ты говоришь о своей жизни или о литературно-метафизическом сюжете?

— Это самая настоящая правда. Конечно, несколько необычная, но что поделаешь? Так случилось. Я ответила на письмо. Мы с Петром долго переписывались, перезванивались. Наконец решили встретиться. Между нами уже возникла определенная симпатия, но я по-прежнему ничего не знала о его внешности. Мы договорились встретиться в Варшаве, в кафе «Кухня Артыстычна». В тот день оно, как назло, оказалось закрыто, так что мы гуляли вокруг, высматривая друг друга… Я обратила внимание на одного человека и подумала: вот бы это был Петр. Так и случилось.

— Ты доверилась судьбе или интуиции и сердцу?

— Я всегда руководствуюсь интуицией, мое сердце выбирает состояние влюбленности, а судьба этому не противится. Да, пожалуй, так. Петр верит в реинкарнацию и убежден, что мы уже не раз встречались в прошлых воплощениях. Я христианка и считаю, что моя душа — одноразовая, она дана лишь для одной этой жизни, но это вовсе не означает, что я меньше верю в наш союз.

— Насколько ты в него веришь?

— Пожалуй, очень. В конце концов, ради Петра я бросила все: страну, семью, друзей. Разве это не безумие? Мне же не двадцать лет, чтобы в очередной раз мчаться за кем-то на край света. Но я решилась. Уехала к Петру в Швецию, в деревню, на остров. Для меня это и есть край света. Другая культура, другой климат. Природа, конечно, чудесная, но все остальное похоже на ГДР, если вычесть оттуда Веймар и Лейпциг.

— Стало быть, Петр для тебя — человек совершенно необыкновенный?

— Как в рекламе кока-колы — «То, что надо!». Просто Петр. Я не хочу говорить банальности — «любимый», «самый дорогой»…

— Но это мужчина твоей жизни?

— Больше. Больше, чем муж (муж у меня как раз был), больше, чем партнер, потому что нас не связывают деловые отношения — кроме того, что мы вместе пишем сценарий, — даже, пожалуй, больше, чем любовник. Когда я на него злюсь, то обзываю «мужиком», и он обижается, потому что тогда я приравниваю его к другим мужчинам.

— Понятно. Мужчина — очень простой механизм, в нем всего один рычаг. Это цитата из твоей книги.

— Да, это правда, хотя, конечно, и не вся. То, что, живя с Петром, я изучаю мужчину, учусь его уважать, — тоже правда. Наш союз совершенно партнерский, мы друг друга поддерживаем и по очереди носим на руках. Хотя Петр скорее задает направление, а уж я украшаю путь.


Еще от автора Мануэла Гретковская
Метафизическое кабаре

Гретковска — одна из самых одаренных, читаемых и популярных польских писательниц. И, несомненно, слава ее носит оттенок скандальности. Ее творчество — «пощечина общественному вкусу», умышленная провокация читателя. Повествование представляет собой причудливую смесь бытописательства, мистики, философии, иронии, переходящей в цинизм, эротики, граничащей с порнографией… В нем стираются грани реального и ирреального.Прозу Гретковской можно воспринимать и как занимательные байки с «пустотой в скобках», и как философский трактат.


Мы здесь эмигранты

Париж. Бесшабашная голодная богема, нищие эмигранты… Студия в мансарде, под самой крышей. Романтика и гротеск, эротика и юмор, лабиринт судеб и ситуаций, мистика колоды таро…


Парижское таро

Париж. Бесшабашная голодная богема, нищие эмигранты… Студия в мансарде, под самой крышей. Романтика и гротеск, эротика и юмор, лабиринт судеб и ситуаций, мистика колоды таро…


Женщина и мужчины

Откровенный роман, покоривший весь мир! Смесь эротики, мистики, философии и иронии, переходящей в цинизм. Это правдивое зеркало жизни, в котором каждый найдет свое отражение.Быть женщиной в мире, которым правят мужчины, – легко ли это? А быть женщиной в католической Польше?… Доктору Кларе придется изведать многое, прежде чем она найдет ответы на свои вопросы. Она познакомится с восточной культурой, узнает цену любви и коварство предательства – и все это для того, чтобы в очередной раз убедиться: жизнь неисчерпаема в своем многообразии.


Рекомендуем почитать
Всё, чего я не помню

Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.


Колючий мед

Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.


Неделя жизни

Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.


Белый цвет синего моря

Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Огненные зори

Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.