Полк рабочей Москвы - [6]

Победа, одержанная революцией в Петрограде, в Москве и других городах, вдохновляла Красную гвардию на быстрейшее установление Советской власти по всей стране. [18]

Успеху способствовало и то, что, предпринимая боевые действия, мы заранее согласовывали их с местными большевиками.

Так было, например, при освобождении Екатеринославля. Екатеринославские большевики обратились к нам с просьбой оказать помощь в проведении подготовленного ими вооруженного восстания. Делегат екатеринославцев рабочий-большевик Аллилуев с риском для жизни пробрался через петлюровские кордоны.

Узкое совещание комитета Московского отряда проходило в вагоне. Вместе с Аллилуевым мы обсуждали, как лучше объединить боевые действия украинских красногвардейцев и нашего отряда. Аллилуев, несмотря на молодость, был уже опытным бойцом. Лет двадцати трех, с худым лицом и темно-русыми волосами, он горячо убеждал нас в необходимости скорее начать вооруженное восстание в Екатеринославле.

Вечером того же дня Аллилуев уехал. Вместе с ним в качестве представителя Первой революционной украинской армии направился и я.

Вооруженное восстание в Екатериноелавле началось через два дня. Нашими совместными усилиями белые были разбиты, и 10 января 1918 года большевики провозгласили в городе Советскую власть.

Один эпизод из боевых действий в Екатериноелавле ярко запечатлелся в моей памяти. Человек восемьдесят вооруженных офицеров засели на чердаке почтамта. Они хорошо забаррикадировались, устроили амбразуры, защищенные мешками с землей. Выбить оттуда белогвардейцев поручили нашему Московскому отряду. Обе стороны вели редкую перестрелку. Враг был почти неуязвим для ружейного огня, и поэтому осаду требовалось вести очень осторожно, чтобы избежать лишних жертв.

Павлов и Соколов — рабочие Золоторожского трамвайного парка, под руководством которых шла осада почтамта, — убеждали бойцов пользоваться укрытиями. Но многие красногвардейцы словно не хотели понимать, что осторожность в бою — это не трусость.

Вот один из бойцов твердой походкой вышел на тротуар, прямо против офицерских бойниц. Ему лет двадцать пять, из-под шапки выбиваются пряди русых, слегка волнистых волос. [19]

— Умрешь ни за что!.. Стреляй из-за ворот, — кричит сдавленным голосом Павлов, впиваясь в него напряженным взглядом.

Красногвардеец закладывает обойму, щелкает затвором и бросает, не оглядываясь на Павлова:

— Оставь!

Он целится со спокойной уверенностью. Один за другим гремят выстрелы. Движения бойца неторопливы, сильные ноги в высоких сапогах прочно уперлись в тротуар. Ветер колышет толстый шерстяной шарф на шее.

Молодой рабочий, стоя открыто, вызывает на поединок сразу несколько десятков профессиональных стрелков — офицеров.

— Эх, гады! — роняет он между выстрелами с презрением.

Но вот раздался ответный офицерский залп с крыши почтамта, и рабочий упал, сраженный пулей.

Сознавал ли этот безрассудно смелый боец всю опасность своего положения? Чем был вызван этот поступок? Видимо, охваченный ненавистью к врагам, желая ускорить победу, он личным примером бесстрашия стремился воодушевить своих товарищей.

Неподалеку от меня стоял пожилой черноусый красногвардеец. Он с укором посмотрел на молодых бойцов, как будто именно они были виновны в гибели товарища. Потом вскинул винтовку и сказал, ни к кому не обращаясь:

— И умирать с толком надо.

Окружающие поняли его: незачем рисковать напрасно. Почтамт был блокирован, и осажденные офицеры сдались.

А сколько мужества, отваги проявили красногвардейцы в бою под Крутами. В моей памяти хорошо запечатлелись те горячие дни.

Задача взять Круты — узловую станцию между Бахмачом и Нежином — была возложена на Московский и Тверской красногвардейские отряды. Здесь многим довелось проверить свою стойкость под огнем врага.

Вытянувшись длинной вереницей теплушек, наш состав медленно приближался к станции Круты. Около открытых дверей вагонов толпились красногвардейцы с винтовками в руках, готовые каждую минуту начать перестрелку с противником. Впереди — бронированный вагон. [20] Установленное на нем трехдюймовое орудие вело редкий огонь.

Так мы и продвигались вперед, пока не остановились перед разобранными неприятелем рельсами. Дальнейшее наступление решили вести стрелковой цепью.

Перед нами лежало открытое поле. Красногвардейцы выпрыгивали из теплушек. Новенькая военная форма на многих сидела неуклюже, шинели топорщились. Руки, еще не привыкшие к оружию, неловко держали винтовки. Но все в бойцах дышало задором и отвагой.

— Цепью, так цепью!.. Даром, что в цепи не ходили, а белогвардейскую сволочь все равно расколотим!

Таково было общее настроение.

Бойцы проворно спускались с высокой железнодорожной насыпи, направляясь в лощину, которая тянулась параллельно линии неприятельских окопов, преграждавших пути к станции Круты.

Мы продвигались перебежками: ложились и вновь устремлялись вперед. Враг вел артиллерийский и ружейно-пулеметный огонь.

Красногвардейцы, как и было условлено, не открывали огня с дальнего расстояния. Бойцы сами пресекали попытки соседей начать стрельбу без команды: