Полк, к бою! - [35]

А радио и газеты сообщали тем временем об ожесточенных боях в Сталинграде, на Северном Кавказе, под Ленинградом. А у нас - тишина. Даже обидно. Только и делаем, что совершенствуем оборону. Долго ли такое еще продлится? Другие вон воюют, а мы...

К октябрю отрыли три траншеи полного профиля, оборудовали отсечные позиции, провели ходы сообщения в тыл. Сделали добротные землянки, укрытия для тяжелого оружия, установили минновзрывные заграждения перед передним краем обороны батальона и в глубине. Готовились. Но к чему? Противник перед нами по-прежнему не проявлял активности.

* * *

К этому времени произошла смена комдивов. Еще в июле от нас был отозван полковник Н. А. Дудников, и дивизию принял его заместитель полковник Ю. М. Прокофьев. Это был боевой и очень грамотный командир, награжденный двумя орденами Красного Знамени. Он почти не выезжал из частей, проводя там с командирами полков и комбатами занятия по тактической подготовке.

В конце сентября был переведен на другую должность и наш командир полка подполковник И. В. Урюпин, и в командование 878-м стрелковым вступил его заместитель майор С. Ф. Пузырев, тоже боевой офицер, награжденный орденом Красной Звезды еще за оборону Москвы.

Вскоре нас в обороне сменил 3-й батальон, а мы стали резервом командира дивизии. Согласно его решению батальон занял подготовленный нами же еще летом район обороны вокруг Барятинского. Свой КП я оборудовал в подвале одного из уцелевших кирпичных зданий, а наблюдательный пункт расположил в этом же доме, но только на чердаке.

На крыше же приказал установить станковый пулемет "максим", приспособив его для стрельбы по воздушным целям. Правда, авиацию гитлеровцы на нашем направлении применяли очень редко, видимо, она вся действовала на юге, где их соединения рвались к Сталинграду и на Северный Кавказ. Но "рама" появлялась регулярно, по часам. Полетает, бывало, над нашей обороной, тут уж жди огневого налета тяжелой артиллерии. Но однажды...

Как сейчас помню: было пасмурное, туманное утро. Моросил мелкий дождик. Погода явно нелетная. И вдруг на крыше прогремела длинная пулеметная очередь. Бил наш "максим". Но по какой такой цели? Я в этот момент как раз брился. Приоткрыл дверь, чтобы узнать, в чем дело. И услышал со двора крики:

- Горит! Горит!

Выскочил на улицу. И увидел... охваченный пламенем большой транспортный немецкий самолет, который тянул, снижаясь, к околице.

Вскоре все выяснилось. У пулемета дежурил старшина пульроты Олейник. Он-то и услышал идущий к нам в тыл за облаками самолет. Припал к пулемету. Но что увидишь в такую непогодь?

Гул удалился. Но через несколько минут раздался снова, уже в полную силу. И вдруг низко-низко, уже со стороны нашего тыла, появился самолет со свастикой. Старшина прицелился и с первой же очереди поджег транспортник. Охваченный пламенем, тот плюхнулся на землю километрах в двух от наших траншей. И не взорвался, так как угодил на вспаханное поле.

Первыми к самолету кинулись бойцы из 3-го батальона. И когда подбежали, то увидели, как из транспортника выскочили несколько фашистских офицеров и даже два генерала. Сопротивления они не оказали, сразу подняли руки. Пленных доставили на командный пункт полка, где их допросил наш комдив. А затем отправил в штаб армии.

Гитлеровский генерал-лейтенант, оказавшийся командиром авиационного корпуса, на этом допросе сказал полковнику Прокофьеву, что летел с генерал-майором и одиннадцатью старшими офицерами в штаб группы фашистских армий "Центр". Но из-за плохой погоды их летчик сбился с курса, и они проскочили линию фронта. Поняв это, снизились до минимальной высоты и стали возвращаться. Тут их и подбил наш пулеметчик.

Да, "язык" нам попался солидный. Кстати, в штабе армии, а затем и фронта он дал весьма ценные показания.

Вскоре наш батальон снопа, уже во второй раз, занял свой прежний район обороны на переднем крае. Но командовать им мне больше не пришлось, так как вскоре меня назначили заместителем командира полка. Но о батальоне я не забывал, то и дело наведывался в него. Тянуло туда не только желание побыть с полюбившимися мне людьми, но и то, что 1-й батальон оборонял район, очень удобный для засылки наших разведчиков в тыл фашистам. Здесь на участке одной из рот между нами и противником находилась роща, половину которой мы в свое время отбили у него. Она вплотную подходила к вражеской обороне, и наши бойцы могли в случае необходимости скрытно провести разведчиков едва ли не к брустверам немецких траншей. Правда, это тоже было связано с определенным риском. Ведь и гитлеровцы понимали, что рощей могут воспользоваться наши разведчики.

Разведку у нас в полку теперь возглавлял уже ставший старшим лейтенантом И. М. Каменев, москвич, весельчак и балагур, но одновременно и большой силы воли, исключительной храбрости человек. До этого он командовал в моем батальоне пулеметной ротой. И сколько раз, бывало, придя ко мне на наблюдательный пункт, начинал просить:

- Пусти, комбат, к фашистам.

- Зачем?

- Руки чешутся, подраться хочется. Наведу у них там шумок, и назад...

И когда я был назначен заместителем командира полка, а в штабе освободилась должность помощника начальника штаба по разведке, вспомнился Каменев. Вскоре по моей рекомендации его взяли на эту должность.