Политический порядок в меняющихся обществах - [190]

. Однако, когда приходит независимость, это — независимость для «узких местных образованных и европеизированных меньшинств». Риторика национализма и суверенитета — прозрачное прикрытие перехода власти от чуждой народу иностранной олигархии к чуждой же местной.

В таких обстоятельствах у националистической элиты немного шансов надолго остаться у власти. Занимая господствующее положение, она не слишком заинтересована в дополнительной народной поддержке для достижения новых целей. Она достигла своих целей. Однако ее положение шатко. Низкий уровень силы политической системы в целом служит предпосылкой ее свержения какой-то группой, которая либо располагает более решительными и убедительными формами давления, либо способна расширить силу системы и мобилизовать в политику новые группы. В случае выборов в политической системе, возникшей в результате завоевания той или иной страной независимости, вестернизованная националистическая элита с большой вероятностью свергается более популистскими и традиционными силами. Если выборы не допускаются, элиту свергают военные. Националистические лидеры, которые не мобилизовали народной поддержки перед тем, как завоевать независимость, недолго остаются у власти после ее завоевания. Если им не удается вступить в союз с одной из этих двух сил против другой, их сбрасывают либо разъяренные полковники, либо разъяренные граждане.

Падение националистических режимов, лишенных широкой народной базы, было распространенным явлением среди африканских стран, ставших независимыми. Важность мобилизации деревни до получения независимости для стабильности будущего государства хорошо иллюстрируется контрастом между Марокко и Тунисом и между Пакистаном и Индией. В Марокко, в отличие от Туниса, главная националистическая партия, Истикляль, никогда не достигала такого веса, как Нео-Дестур в Тунисе. Отчасти это связано с тем, что при французском владычестве король Марокко был более влиятелен, чем бей Туниса, и играл важную роль в движении за независимость. Но надо отметить также, что Истикляль, созданная в 1943 г. группой горожан-интеллектуалов, никогда не имела массовой базы, сравнимой с базой Нео-Дестур. В Тунисе профсоюзы были тесно связаны с Нео-Дестур, лидеры часто были одни и те же. Марокканские профсоюзы и их лидеры оставались в стороне от Истикляль и в конечном счете объединились с ее левым крылом, отколовшимся от партии и образовавшим вместе с профсоюзами отдельную партию, Национальный союз народных сил. Что особенно важно, Нео-Дестур мобилизовала в борьбе за независимость поддержку со стороны племен, населяющих сельскую местность, в то время как Истикляль в основном действовала в городах. В результате этого после получения страной независимости она оказалась перед вызовом, во-первых, со стороны Народного движения, новой партии, представлявшей интересы сельского населения и берберских племен, и, во-вторых, со стороны короля, чья наиболее сильная поддержка шла тоже из сельских районов. На выборах 1963 г. Истикляль и НСНС завоевали поддержку городов, однако политический орган монархии, Фронт защиты конституционных учреждений, завоевал, апеллируя к деревне, большинство.

К моменту получения независимости Мусульманская лига в Пакистане, как и партия Конгресса в Индии, была уже старой организацией. Возникла она в 1906 г., но большую часть своей истории была небольшой группой давления. В середине 1930-х она была «полумертвой» и, по сравнению с партией Конгресса, это «была организация оборонительного характера, состоящая из некоторого числа богатых заминдаров и недовольных интеллектуалов, требующих более открытого доступа к правительственным постам»³⁹. Мобилизация народных симпатий партией Конгресса в 1920-х гг. оказала влияние на Лигу. Джинна, который в 1937–1938 гг. возглавил Лигу, был, вопреки собственному нежеланию вовлекать массы в политику, вынужден создать массовую организацию как противовес партии Конгресса и орудие достижения поставленной в 1940 г. цели создать мусульманское государство. Таким образом, мобилизация общественного мнения одной организацией вызвала ответную мобилизацию со стороны соперничающей организации. Однако наибольшая поддержка Мусульманской лиги пришла оттуда, где мусульмане составляли меньшинство. В 1947 г. многие из этих районов стали частью Индии. Получилось, что лидеры Мусульманской лиги стали лидерами нового государства, отрезавшего их от самых активных и организованных приверженцев.

С достижением Пакистаном независимости Лига потеряла и людей, и цели. Потеряла она и свой «народный характер», став партией западно-пакистанских землевладельцев. Далее «партия превратилась в совокупность небольших клик, обладавших властью либо стремившихся к ней, а ее массовый фундамент рассыпался… В то время как во многих странах партии организованы с тем, чтобы проводить в жизнь интересы своих членов, в Пакистане политика сводилась к личному соперничеству лидеров, каждый из которых поддерживался группой приверженцев»⁴⁰. В определенном смысле Пакистан получил независимость слишком легко. Не проведя широкую мобилизацию своих будущих граждан перед обретением независимости, его лидеры не имели стимулов для того, чтобы проводить ее после. По существу, они наложили вето на национальные выборы, которые могли бы вынудить их к контакту с народными источниками власти. В результате они были с легкостью устранены от власти сначала гражданскими бюрократами, затем военными. Словно в насмешку над ними, развитие политических структур в деревне, вовлечение сельского населения в политику и электоральное состязание произошло под эгидой военного лидера, презиравшего партийную политику.