Политические силуэты - [110]

Абсолютизм, опирающийся на § 14 конституции, избавил социал-демократических депутатов от затруднительной задачи голосования по поводу военных кредитов. Мы не знаем, взяли ли бы они действительно, ввиду преступной австрийской провокации, на себя позор соучастия преступлений. Но мы знаем, что подавляющее большинство их восторгалось политикой фракции германского рейхстага. Австрийская социал-демократия начисто отказалась от собственной политики, она тащилась в хвосте немецкой. И таким образом вся скорбная история немецкой социал-демократии, начиная с 4 августа, стала одновременно и историей нашей партии.

Лозунг классовой солидарности в устах австрийской социал-демократии звучал самой горькой насмешкой. Но не только с чисто австрийской точки зрения, но прежде всего как интернационалисты, осуждаем мы политику, которая принижает социал-демократию до роли прислужницы войны. Мы – так же мало милитаристы, как и пацифисты. Мы не апеллируем к насилию, но мы и не избегаем его. Наш метод – это не война, а революция. Международные социалистические конгрессы ясно заявили, что когда механизм мобилизации приходит в движение, то наступают самые неблагоприятные условия для политической акции пролетариата. Они никогда не обманывали себя надеждой, что можно будет помешать взрыву войны при помощи насилия. Свои надежды они возлагали не на международную революцию против войны, а на революцию в отдельных странах после войны. Они указали на то, что следствием немецко-французской войны явилась коммуна, а следствием русско-японской войны – революция в России.

Интернационал не чувствовал в себе силы и не мог поэтому даже сделать попытку помешать набору солдат и взиманию налогов. Но должна ли была поэтому социал-демократия опуститься до роли орудия ведения этой войны? Правда, что это война, которую правящие классы всех стран надеются превратить в завоевательную для народов, на которых она лежит таким тяжелым гнетом, превратилась в борьбу за существование, чтобы не быть стертыми с лица земли. Эта крайняя необходимость заставляет их идти на службу к воинствующему империализму, от нее они не избавятся, пока длится война.

Эта борьба за существование не есть ни причина, ни цель войны, она вытекает из ее механики. Это не политическая борьба народов, а форма, в которой находит себе выражение политический метод господствующего класса.

«Борьба за существование» может поэтому служить увлекающим призывом в устах руководителей этой войны, но она не может являться составной частью социал-демократической политики. Народы вынуждены вести борьбу за существование, но социал-демократия теряет право на существование, если она превращается в орган ведения войны.

Народы стараются продержаться в этой войне и ничего другого не могут сделать. Но должна ли с.-д., как политическая партия, рекомендовать такую политику! «Держаться до конца», – ведь это значит страдать до конца, голодать до конца, убивать до конца. Народы стараются «держаться», и им ничего другого не остается. Но с.-д. должна превращаться не в герольда этой нужды, а в ее обвинителя: она должна обличать капиталистическое общество, обличать господствующую систему, обличать виновных, обличать вся и всех, которые несут ответственность за то, что народ осужден на эту горькую необходимость «держаться». И если с.-д. должна довести что-нибудь до конца, то не войну, а свою политику.

Господствующие классы ведут войну за раздел земного шара, за господство над миром. К теории, которая доказывает, что пролетариат должен помогать империалистам своей страны, чтобы таким образом увеличить и свою долю добычи в этой войне, мы можем относиться только с презрением. Ужасно и то, что рабочий класс в этой войне служит орудием империализма, и мы должны были бы отказаться от всякой надежды на лучшее будущее, если бы пролетариат еще унизился до роли его соучастника.

Цели, выставляемые в этой войне, являются целями господствующих классов. Нашей целью является не мировое господство той или иной касты, а мировое господство международного пролетариата. Как бы ни разделил теперь империализм весь мир, задачей социализма остается завоевание этого мира. Если империалистический лозунг апеллировал к самым худшим инстинктам в пролетариате, то боевой клич «долой царизм» призывал к его высшим идеалам. Вся ненависть и все презрение, которые накопились в душе австрийского и германского пролетариата к террору кровавого Николая, вспыхнули ярким огнем в самом начале войны. Революционного порыва, нашедшего себе тогда выражение, мы не отрицаем, но мы знаем, что пролетариат стал политической жертвой организаторов войны. Прусские генералы и тайные советники, по своей специальности далеко не «антицаристы», с холодным расчетом выбрали этот лозунг, на который дали себя поймать социал-демократические массы.

Ни один интернациональный конгресс не принимал решения вести войну против России и не разрешал какой-нибудь секции вести ее. И с полным основанием. Ибо немцы, которые ведут войну с Россией, должны в то же время воевать с Францией. И так же мало является детищем Интернационала «война с прусским милитаризмом», которую ведет Франция в союзе с Россией. Ни в союзе с царем, ни в союзе с габсбургами и султаном нельзя быть знаменосцем свободы. В сложном комплексе всемирной войны нет ни одной цели, которая недвусмысленно служила бы делу демократии. Ни на победу центральных держав, ни на победу четверного согласия она не может возлагать никаких надежд. Для нее в этой войне существует только политика строжайшего нейтралитета. В эпоху империализма война не может служить для пролетариата методом демократизации. Лозунги борьбы с царизмом и прусским милитаризмом служили только для прикрытия военных целей господствующих классов и обострили противоречия среди Интернационала. Искусство дипломатов внушило почти всем народам убеждение, что они явились жертвой нападения. Даже австрийцы с клеймом сербского ультиматума использовали идеологию самообороны, и этот обман лучше всего удался среди социалистов всех стран. Они сейчас же заявили, что налицо имеется оборонительная война.