Политические работы 1895–1919 - [21]
Сегодня компромисс, как в прежние времена, продолжает господствовать в качестве средства урегулирования в борьбе хозяйственных интересов, прежде всего, между предпринимателями и рабочими: здесь он неизбежно является единственной окончательной формой арбитража, и как раз это относится к существеннейшим признакам всех действительно полных жизни представительств лиц, имеющих хозяйственные интересы. Разумеется, компромисс царит и в парламентской политике, т. е. между партиями: как предвыборный компромисс или же компромисс по поводу законопроектов. Возможность последнего, на чем мы еще остановимся, относится даже к наиважнейшим преимуществам парламентаризма. Но — обратите внимание — на фоне такого компромисса всегда маячит бюллетень для голосования в качестве его ultima ratio. Это значит — под давлением того обстоятельства, что если компромисс заключить не удастся, то при голосовании или на выборах, которые состоятся впоследствии, вероятно, все участники покажут приблизительно одинаково нежелательный результат. Реальный и оценочный подсчет голосов принадлежит к природной сути как современной предвыборной борьбы, так и ведения парламентских дел; наши романтики с их отвращением к цифрам ничего тут изменить не могут. Так пусть же они держатся подальше от политики, если подсчет кажется им слишком прозаичным средством! Но хулить именно равное избирательное право как «демократию цифр» в пользу другого, например, «профессионально–сословного», представляет собой не что иное, как неслыханную дерзость. Ибо как обстоят дела с цифрами при профессиональносословных выборах? Все разглагольствования об «органически» разумном типе профессионального или же какого–либо сословного членения общества служат лишь витриной для всех подобных проектов. Кто ищет не фраз, а реалий, тот совершенно не прислушивается к таким проектам, но обращает внимание лишь на следующее: как распределяется количество мандатов и голосов среди этих искусственно выдуманных групп. Ведь поскольку избирательный бюллетень и там остается ultima ratio, то единственно важным является именно это: все эти группы представляют собой не что иное, как арифметику избирательного права. Больше всего в этой науке упражнялось Королевское прусское бюро статистики. Проекты реформ избирательного права за последние 30 лет, каковыми приходилось заниматься этому бюро, всегда основывались на подсчетах, на том, сколько приблизительно требуется консерваторов, представителей Центра, национал–либералов и т. д. при определенном избирательном режиме. А вот считать, что такие фокусы с цифрами и их продукты являются чем–то более возвышенным по сравнению с «демократией цифр» — это мы охотно предоставляем фразерам и литераторам.
С чисто политической точки зрения, это не просто случайность, что сегодня равное «цифровое избирательное право» распространяется повсюду. Дело в том, что такое равенство избирательного права по своему «механическому» характеру соответствует сущности сегодняшнего государства. Только современному государству соответствует понятие «гражданина» (Staatsbürger). И равное избирательное право, прежде всего, безусловно означает не что иное, как то, что в этом пункте социальной жизни, как, впрочем, и в других пунктах, не принимаются во внимание особенности индивида в профессиональной и семейной сферах, равно как и все варианты его материального или социального положения; он идет в счет только как гражданин. В этом проявляется единство народа в государстве, сменившее раздробленность сфер частной жизни. Разумеется, тут нет ничего общего с теориями о каком–то там естественном «равенстве» людей. По своему смыслу равное избирательное право как раз наоборот, представляет собой известный противовес по отношению к социальным неравенствам, основанным не на естественных качествах, а — зачастую самым резким образом не гармонируя с этими качествами — на общественных условиях; эти неравенства прежде всего и неизбежно создаются кошельком, но вовсе не какими–то естественными различиями. И пока сегодняшний общественный строй будет существовать хотя бы в общих чертах — а он весьма живуч — несмотря на то, что неравенство жизненного уровня в его внешнем выражении, прежде всего, имущественное, будет более умеренным, и на то, что смягчатся отношения социальной зависимости, — все это никогда не будет полностью устранено, а попавшие благодаря этому в привилегированное положение тоже никогда ни в малейшей степени не утратят своего влияния на государственную политику, далеко превосходящего их численность. Равным образом природа современной организации государства и общества на продолжительное время обусловливает привилегированное положение
