Политические работы 1895–1919 - [17]

, пытаться создавать «органические» объединения в старом сословном смысле, т. е. в качестве политических избирательных курий. Повсюду, где проводили эксперименты по «профессионально–сословному» избирательному праву — в последнее время в Австрии и в российской булыгинской Думе — по этой самой причине приходилось образовывать весьма грубые и формальные категории, и в итоге в Австрии получили глубоко коррумпированный парламент, которому разве что принадлежит честь изобретения обструкции, — а в России способствовали приближению революции. Но при этом ни в одном из двух случаев представители действительно значимых сегодня в экономическом мире сил вообще не нашли себе политического применения. И менее всего проявились в открытую. Такую неприспособленность к современной, постоянно подверженной переворотам экономической структуре дополняет пересечение профессиональных интересов с чисто политическими, самовластное влияние коих такие мнимо реалистические горе–проекты всегда основательно недооценивают. В результате получилось бы не обоснование парламентского представительства посредством «открытого» соблюдения «самих по себе естественных» солидарных профессиональных интересов, а увеличение разрыва профессиональной солидарности, объясняемое политическим расколом. Уже сегодня мы видим, как политические партии борются за власть даже в администрациях общин, в товариществах, в управлениях больничных касс — словом, во всевозможных социальных образованиях. На это часто сетовали. Различные стороны этой совсем не простой организационно–политической проблемы не следует здесь описывать мимоходом. Во всяком случае, тут ясно одно: везде, где царят избирательный бюллетень и агитация, политические партии как таковые уже теперь предрасположены к тому, чтобы нести в себе настрой на борьбу уже хотя бы потому, что они располагают аппаратом для такой борьбы. А теперь вообразим, что корпорации заинтересованных лиц голосовали бы через своих представителей по государственно–политическим и культурным вопросам. Результат ясен: внесение политического раскола в союзы заинтересованных лиц (цель которых — решать конструктивные, действительно солидарным образом общие для членов этих союзов дела) посредством создания из них курии для избрания в парламент, само собой разумеется, будет иметь последствием то, что борьба чисто хозяйственных интересов должна будет создавать и создаст наряду с оболочкой этих политических выборных корпораций еще и новые органы. Напрасно такое раскладывание по коробкам, имеющее целью подсчет голосов избирателей, будет пытаться вобрать в себя реальную экономическую жизнь. Хотя борьба экономических интересов безусловно будет задействована и в этих, и в остальных избирательных куриях. Но она будет ориентирована гораздо больше на отношения чисто индивидуальной власти — например, на задолженности и клиентуру — чем на длительные классовые ситуации (как это происходит сегодня при финансировании партийной предвыборной борьбы заинтересованными лицами и при их влиянии на эту борьбу). И к тому же на гораздо более скрытые отношения. Ибо кто может в столь замысловато разветвленном избирательном праве разглядеть еще и отношения зависимости от какой–то капиталистической силы формально «самостоятельного» торговца или ремесленника, и кто может узнать о влиянии таких капиталистических сил на политическую позицию тех, кто от них зависит? Сила зависимости как таковой будет возрастать, поскольку соответствующие лица будут очень надежно контролироваться своими конкурентами в избирательных куриях. Доносительство и бойкот будут натравливать друг на друга этих мнимых носителей профессиональной солидарности, битком набитых в избирательные курии. Ибо дело не только в том, что эти профессионально–сословные корпорации должны будут соблюдать не только профессиональные интересы, но и в том, что результат предвыборной борьбы будет способствовать распределению среди них государственных теплых местечек и должностей. Хорошо ли пораскинули мозгами «хорошие люди и плохие музыканты», рекомендующие эту систему, относительно того, что из нее получится? Впрочем, достаточно. Эти детские литераторские мыльные пузыри упомянуты здесь лишь потому, что они дают повод определиться по отношению к еще одной общей проблеме.

В Германии и в других странах мы уже сегодня имеем союзы заинтересованных лиц, играющие роль носителей представительских прав. В первую очередь — для консультирования бюрократии: советы по сельскому хозяйству, ремеслу, торговле; в будущем мы, вероятно, встретимся с палатами труда, с железнодорожными советами и т. п. Но ведь как раз по ним можно узнать о том, чего не в силах достичь сегодня профессиональная организация. Неужели кто–то думает, что такие официальные организации могут заменить «Союз землевладельцев», «Центральный союз промышленников», а тем более — союзы работодателей или профсоюзы? Где же тогда на самом деле пульсирует «жизнь» расклассифицированной по профессиям солидарности по интересам? И к тому же в машине нашего законодательства уже есть