Политические партии Англии. Исторические очерки - [15]
В современной постсоветской историографии существуют различные мнения о формировании двухпартийной системы в Англии. Так, Т. Л. Лабутина полагает, что дискуссию о сущности партий и времени их возникновения можно завершить. «Новейшие исследования поставили точку в данном споре, дав утвердительный ответ, — пишет Т. Л. Лабутина. — Именно в этот исторический период (1660–1714 гг. — А. К.) происходило становление двухпартийной системы»[75]. С ней не согласен А. Б. Соколов, который указывает на спорность данного утверждения, поскольку «оно было оспорено не только Л. Б. Нэмиром, но и рядом современных западных историков (Дж. Кларк и др.)» [76].
Актуальность исследования проблемы формирования ранних британских политических партий подтверждают и новейшие работы отечественных историков. Так, в кандидатской диссертации Д. В. Кутявина достаточно большое внимание уделяется идеологии торийской партии, однако практически не рассматриваются ее структура, связи и методы политической борьбы[77]. В недавно опубликованной монографии К. Н. Станкова была поднята, но не раскрыта в полном объеме деятельность якобитов в рядах тори[78]. До сих пор нет новейших исследований партийной системы в эпоху Реставрации Стюартов.
Однако следует отметить кандидатскую диссертацию С. В. Бурова, посвященную политической борьбе придворных группировок накануне Английской революции. Автор обращает внимание на тот факт, что двор Стюартов представлял собой сложную, неоднородную структуру, в которой переплетались интересы различных придворных фракций и велась серьезная политическая борьба. «Необходимо объединить административный, политический и культурный подходы к изучению двора», — делает вывод С. В. Буров[79].
Поскольку английские политические партии представляли собой на раннем этапе сложные полифракционные организации, тесно связанные с придворными группировками, можно сказать, что этот подход применим и для них. Важно исследовать не только идеологию, но и формирование структуры партий, методов их борьбы (как парламентских, так и внепарламентских), политических связей и интересов в XVII–XVIII столетиях. В этом и представляются основные задачи для дальнейших исследований.
Индепенденты в середине XVII в.: доктрина и состав движения
С. Е. Федоров
Анализ принципов и понятий, определявших сознание и поведение индепендентов, связан с выявлением наиболее устойчивых, но при этом менее идеологизированных структур, при всей своей гетерогенности составлявших целостную систему индепендентских представлений об универсуме[80]. При таком подходе индепендентская доктрина перестает казаться застывшим образованием, а многие из известных ее положений получают структурно-генетическое, а следовательно, адекватное обоснование. Высвечиваются методологически важные компоненты самой доктрины, совокупность которых в конечном счете обусловливает возможность анализа индепендентских представлений как стилистически и композиционно своеобразной системы видения мира. В свою очередь определение специфики организации этой системы открывает благоприятные перспективы для оценки самого индепендентства с точки зрения его вполне определенной социокультурной целостности[81].
Индепендентская доктрина долгое время продолжала оставаться относительно слабо изученным явлением. Ситуация стала меняться во второй половине прошлого столетия, когда в историографии наметился интерес к социокультурной интерпретации самого движения. Обозначившееся преодоление традиционного взгляда на эволюцию его доктрины, сводящейся к постепенной (главным образом к 40-м гг. XVII в.) замене религиозных конструкций политическими, сопровождалось повышенным вниманием к работам У. Халлера, А. Вудхауса, содержащим ряд ценных наблюдений о соподчиненности конфессионально-правовых и собственно юридических компонентов индепендентского сознания[82]. В частности, особенно популярными были рассуждения этих авторов о религиозной терпимости и о влиянии ее концептуального осмысления на систему политических требований индепендентства[83].
По мере развертывания соответствующих исследований неоспоримость существовавшей связи между религиозными и светскими взглядами индепендентов становилась все более явной, что, видимо, и побудило сначала Д. Юла, а затем Д. Андердауна сформулировать мысль, судьба которой на долгие годы определила направление поиска других специалистов. Речь идет о констатации, хотя и достаточно осторожной, прямой зависимости эволюции политических представлений индепендентства от роста их религиозного радикализма[84].
Просопографические исследования по отдельным членам Долгого парламента выявили определенные недостатки наблюдений Юла и Андердауна, самым серьезным из которых было пренебрежение принципом подвижности религиозных мотивировок в деятельности парламентариев
