Политические мыслители древнего и нового мира - [24]

.

Фома Аквинский развил целую теорию страстей; но она не касается нашего предмета. Для учения о правде и законе гораздо важнее то, что он говорит о добродетели, как качестве, направляющем человека к цели. Следуя Аристотелю, св. Фома определяет добродетель как добрую привычку (habitus) души. Привычкой же называется расположение, или порядок вещи в отношении к себе или другим. Таким образом, добродетель, так же как и закон, приводится к понятию о порядке. Это определение добродетели вытекает из того, что добродетель вообще есть совершенство какой-либо способности, то есть наилучшее расположение способности к достижению цели. В естественных предметах это совершенство устанавливается самой их природой, которая направляет их к цели. В человеческой же воле этого быть не может, ибо воля не определяется природой к чему-либо одному, а безразлична ко многому; поэтому здесь совершенство дается только привычкой. Отсюда следует, что добродетель есть известная привычка³⁵.

К этим понятиям, заимствованным у Аристотеля, св. Фома присоединяет определение Августина, что добродетель есть доброе качество души, которое Бог производит в нас без нашей воли (quam Deus in nos sine nobis operatur)³⁶. Это опять

С. 53

совершенное противоречие с учением греческого философа. Св. Фома согласует эти два разнородных начала, разделяя, сообразно со средневековой теорией, человеческие добродетели на естественные и «влитые» (virtutes infusae). Первые приобретаются естественными силами человека и ведут его к блаженству, соразмерному с земным его состоянием; вторые сообщаются ему благодатью и ведут его к блаженству, превышающему его природу. Последние называются также богословскими добродетелями (virtutes theologicae), потому что они устраивают человека для Бога, вливаются в него одним Богом и открываются нам из св. Писания. Естественные добродетели разделяются на умственные и нравственные, ибо так как все действия берут свое начало от двух способностей, от разума и воли, то добродетель может состоять в совершенстве того или другого. Богословские добродетели точно так же совершенствуют разум и волю, но придавая им сверхъестественные начала. Приложение разума к тому, что ему непонятно, есть вера; стремление воли к тому, что по природе для нее нежелательно, есть надежда; наконец, соединение воли с тем, что естественным путем ей не сообщается, есть любовь. По порядку происхождения, любовь последняя из всех добродетелей, но в порядке совершенства она высшая из всех : она форма и источник остальных³⁷.

Аристотель оцределял добродетель как середину между двумя крайностями. Фома Аквинский разбирает и этот вопрос, который имеет значение для учения о правде. Он различает середину разума (medium rationis) и середину вещи (medium rei). Первая состоит в сообразности с разумом как с мерилом, на что указывает Аристотель. Таково существо нравственной добродетели, ибо совершенство желательной способности состоит именно в подчинении ее разуму. Превышение указанной разумом меры есть излишек, недостижение меры – недостаток, средина же есть соответствие мерилу. Но в некоторых добродетелях требуется и средина вещи, именно в правде, которая относится к внешним предметам и состоит в воздаянии каждому должного, ни более, ни менее. Что же касается богословских добродетелей, то в них середины собственно нет, ибо здесь мерило – Бог, который превосходит все человеческие способности. Поэтому

С. 54

в приближении к Нему не может быть избытка. Только случайно (per accidens), по отношению к нашим способностям, и здесь можно различить средину, ибо мы должны стремиться к Богу сообразно с нашим состоянием³⁸.

За общим учением о добродетели следует уев. Фомы учение о законе, ибо добродетель направляется к своей цели законом и состоит в подчинении закону. Здесь ев. Фома дает два определения закона: одно предварительное, другое более полное и подробное, вытекающее из рассмотрения существа и главных принадлежностей закона. Предварительное определение следующее: закон есть известное правило и мерило действий, которым кто-либо побуждается к действию или воздерживается от оного (lex est quaedam régula et mensura actuum, secundum quam inducitur aliquis ad agendum vel ab agendo retrahitur). В чем же состоит существо этого мерила? В каждом роде или разряде вещей, говорит Аристотель, начало есть правило и мерило всех предметов, принадлежащих к этому роду: например, в числах единица. В действиях первое начало есть разум; следовательно, закон есть нечто принадлежащее к разуму. В разуме же, в приложении к действиям, первое начало есть цель; для человека эта цель есть блаженство. Следовательно, сущность закона состоит в устроении порядка человеческой жизни в отношении к блаженству. Далее, всякая часть устраивается в виду целого, как несовершенное в виду совершенного. Но человек есть член государства, составляющего совершенный союз (communitatis perfectae); следовательно, закон должен главным образом иметь в виду общественное благо. К последнему, как к высшему началу, должны быть приведены все частные предписания относительно отдельных действий, ибо во всяком порядке низшее устраивается в виду высшего. Таким образом, весь закон должен иметь в виду общее благо. Св. Фома очевидно увлекается здесь Аристотелем; он приводит даже мнение греческого философа о государстве, как совершенном союзе людей, тогда как, в сущности, это мнение вовсе не клеится с направлением схоластики. Далее, относительно закона возникает вопрос: кому принадлежит его установление? Устраивать в виду цели, говорит св. Фома, следует тому, кому принадлежит сама цель. Поэтому устраивать людей в виду блага целого общества должно