Политические деятели России 1850—1920-х. - [10]

(Однотомник Н. Г. Чернышевского: Избранные статьи. Москва, 1950, стр. 787).

Известно, что Чернышевский писал романы, которые, хотя и не блещут особыми художественными достоинствами, но ни кто иной, как Лев Толстой в письме от 26 сентября 1903 г. о романе Чернышевского «Что делать?» писал:

«Эта книга — проявление силы и величия души, смелый опыт, в котором гармонически соединилось чувство и истинное искусство. Не могу выразить вам того восхищения, которое эта книга вызывает во мне».

(Сборник «Литературное наследство» № 31-32. Москва, 1937 г. стр. 1011).

Выдающийся русский философ Николай Бердяев, в книге «Русская идея», так пишет о романе Чернышевского «Что делать?»:

«Роман Чернышевского замечателен и имел огромное значение. Это значение было, главным образом, моральное. Это была проповедь новой морали. Роман был оклеветан представителями правого лагеря, — начали кричать о его безнравственности те, кому это менее всего было к лицу. В действительности мораль «Что делать?» очень высокая.»

Бухарев, один из самых замечательных русских богословов, признавал «Что делать?» христианской по духу книгой. Прежде всего, это книга аскетическая, в ней есть тот аскетический элемент, которым была проникнута русская революционная интеллигенция.

Герой романа Рахметов спит на гвоздях, чтобы приготовить себя к перенесению пытки, он готов во всем себе отказывать. Мораль «Что делать?» должна быть признана очень чистой. Проповедь свободы любви есть проповедь искренности чувства и ценности любви, как единственного оправдания отношений между мужчиной и женщиной. Чернышевский восстает против всякого социального насилия над человеческими чувствами, он движется любовью к свободе, уважением к свободе и искренности чувства. …Чернышевский имел самую жалкую философию, которой была заполнена поверхность его сознания. Но глубина его нравственной природы внушала ему очень верные и чистые жизненные оценки. В нем была большая человечность, он боролся за освобождение человека. Он боролся за человека против власти общества над человеческими чувствами».

В сентябре 1884 г., через несколько месяцев после проезда Чернышевского из Вилюйска в Россию, молодому тогда писателю Владимиру Короленко пришлось провести несколько часов на пустом острове Лены. Ему пришлось разговориться с местными ямщиками. Эти люди, которые, как все люди, все ждут чего то и на что то надеются, везли Чернышевского, когда его отправляли в Вилюйск. Они заметили тогда, что этого арестанта провожали с особенным вниманием, и долго в юртах этих мужиков толковали о «важном генерале», попавшем в опалу. Затем его через 12 лет повезли обратно и опять с необычайными предосторожностями. И вот теперь, рассказывая Короленко о своем житье-бытье, один из ямщиков задумчиво сказал:

— Вот разве от Чернышевского не будет ли нам чего?

— Что такое? От какого Чернышевского? — удивился Короленко.

И ямщик рассказал Короленко следующее:

«Чернышевский был у покойного царя (Александра II) важный генерал и самый первейший сенатор. Вот однажды созвал государь всех сенаторов и говорит:

«слышу я — плохо в моем государстве: людишки больно жалуются. Что скажете, как сделать лучше?» Ну, сенаторы — один одно, другой другое… Известно уже, как всегда заведено. А Чернышевский молчит. Вот, когда все сказали свое, царь говорит:

— «Что же ты молчишь, мой сенатор Чернышевский? Говори и ты».

— Всё хорошо твои сенаторы говорят, отвечает Чернышевский, и хитро, да все вишь не то. А дело то, батюшка-государь, просто. Посмотри на нас: сколько на нас золота и серебра навешано, а много ли работаем? Да, пожалуй, что меньше всех! А которые у тебя больше всех в государстве работают — те вовсе, почитай, без рубах. И всё идет навыворот.

А надо вот как: нам бы поменьше маленько богатства, а работы бы прибавить, а прочему народу убавить тягостей. — Вот услышали это сенаторы и осердились. Самый старший из них и говорит: «Это знать последние времена настают, что волк волка съесть хочет». Да один за одним и ушли. И сидит за столом царь да Чернышевский один. Вот царь и говорит: «Ну, брат, Чернышевский, люблю я тебя, а делать нечего, надо тебя в дальние края сослать, потому с тобой с одним мне делами не управиться». Заплакал да и отправил Чернышевского в самое гиблое место, на Вилюй. А в Петербурге осталось у Чернышевского 7 сыновей и все выросли, обучились и все стали генералы.

И вот пришли они к новому царю и говорят: «Вели, государь, вернуть нашего родителя, потому его и отец твой любил. Да теперь он уже и не один будет — мы все с ним семь генералов». Царь и вернул его в Россию, теперь, чай, будет спрашивать, как в Сибири, в отдаленных местах, народ живет? Он и расскажет. Привез я его в лодке на станок, да как жандармы то сошли на берег, я поклонился ему в пояс и говорю:

«Николай Гаврилович, видел наше житьишко?»

— Видел, — говорит.

— «Ну, видел, так и слава те Господи». Так закончил ямщик свой рассказ в полной уверенности, что в ответе Чернышевского заключался залог лучшего будущего для них. Конечно, Чернышевский не был сенатором и у него не было сыновей генералов. Но он говорил русскому читателю и правительству именно то, что приводится в легенде. Нам нужно работать больше на пользу народа, а народу нужно облегченье. Он твердой рукой разрушал шлюзы, из-за которых в русское общество хлынул поток освободительных идей.