Политическая теория феминизма. Введение - [87]

Материнство, половые различия и экофеминизм

Для некоторых феминисток главной проблемой в теории Файерстоун является не просто ее наивное предположение, что женщины станут охотно использовать репродуктивную технологию, но лежащее в основе ее анализа убеждение, что беременность, рождение и выращивание детей по сути своей унизительные и угнетающие виды деятельности, от которых женщин следует освободить. Здесь формулировки Файерстоун (находящейся под сильным влиянием де Бовуар) совершенно определенны. Беременность, настаивает она, не является удовлетворяющим и творческим опытом, это «временная деформация тела индивида ради сохранения вида», рождение ребенка попросту болезненно («как тыкву выкакивать», сказала ей подруга), а с сопутствующими собственничеством и эмоциональным манипулированием оно психологически вредит как матери, так и ребенку (Firestone. The Dialectic of Sex, p. 189). Проблема этой теории, конечно, в том, что она противоречат восприятию и опыту многих женщин, находящих радость и самореализацию в материнстве, а также тому, что, подобно либеральному феминизму, она опирается на некритичное принятие шкалы ценностей, в которой традиционные мужские занятия считаются в целом выше женских видов деятельности. Этой теории также не удалось провести разграничения между ныне существующими условиями материнства и теми, которые могли бы быть. Этот момент тщательно проработан Адриенн Рич в книге «Of Woman Born». («Рожденная женщиной», 1977), где она утверждает, что женщину угнетает не биологический факт рождения ребенка, но то, что это происходит в патриархатном обществе, в котором материнство редко выбирается свободно и контролируется мужчинами. Это значит, что в отличие от многих ранних феминисток написание ею этой книги «является критикой не семьи или материнства, а только того обстоятельства, что они определены и ограничены патриархатом» (Rich, 1977, р. 14). Хотя она соглашается с отрицанием Файерстоун существующих ныне институтов материнства, в то же время она подчеркивает положительные ценности, связанные с опытом материнства, и считает их потенциальным источником власти женщин.

Идеи Рич привели к более общей переоценке материнства, которое Сегал назвала «возрождением материнства» (Segal, 1987, р. 145) и которое особенно влиятельно в Америке. Это направление мысли давно присутствовало в женском движении, и оно считает материнство и заботу о детях положительным опытом, достойными прославления и дающими подъем «женским ценностям», связанным с воспитанием, сотрудничеством и миром. Эти ценности находятся в контрасте с мужскими качествами корысти, конкуренции и агрессии, они и послужили основой теории «экофеминизма». Такие авторы, как Сьюзан Гриффин, Андре Коллар и Колдекотт и Леланд (Griffin S. Woman and Nature, 1984; Collard A. Rape of the Wild, 1988; Caldecott, Leland (eds). Reclaim the Earth, 1983), сравнивают обращение мужчин с женщинами с их обращением с природой, и делают вывод, что в результате мужского подавления и женщины, и природа изнасилованы, ненавидимы, подвергаются эксплуатации и надругательству. Только женские ценности могут спасти планету от экологической катастрофы, настаивают они и говорят, что «сущность и судьба женщин и природы слиты воедино. Соответственно, феминистские ценности и принципы, направленные на уничтожение угнетения женщин, неразрывно связаны с экологическими ценностями и принципами, направленными на прекращение эксплуатации природы» (Collard, 1988, р. 168). Подобные идеи также были чрезвычайно влиятельны в движении за мир, когда в самом известном женском пацифистском лагере Гринэм-Коммон (Greenham Common) в Британии изучались новые формы противостояния милитаризму.

Представления о том, что женщины и мужчины олицетворяют соответственно ценности мира и войны, созидания и разрушения, вовсе не новы и вписываются в предпосылки западной культуры. Они использовались как феминистками, требующими, чтобы голоса женщин были услышаны, так и антифеминистами, утверждающими, что женская естественная чистота не должна быть запятнана мрачными реалиями общественной жизни. Многие современные феминистки поэтому с чрезвычайной осторожностью допускают какие-либо природные различия в способностях или моральных взглядах полов, опасаясь, что в патриархатном обществе это всегда будет использовано в ущерб женщинам. Другие утверждают, что различия действительно существуют, но они скорее приобретенные, чем врожденные и необходимо сделать так, чтобы имеющиеся у женщин качества были оценены по достоинству, а также приобретены и мужчинами. Как видно из предыдущих разделов, Чодоров и Диннерстейн утверждают, что участие мужчин в воспитании детей могло бы изменить психику взрослого мужчины, а по мнению Гиллиган, к развитию разных нравственных понятий у мальчиков и девочек приводит именно их различный опыт (Gilligan, 1982; см. гл.9 настоящего издания). Раддик также предполагает, что различные способы мышления обусловлены выполняемой матерями работой. Она утверждает, в частности, что ценности, необходимые для хорошей «материнской деятельности», существенно отличаются от ценностей воинственного мышления. Вопреки обвинениям некоторых ее критиков, она не утверждает, что женщины обладают неким естественным нравственным превосходством или пацифизмом, обусловленным их ролью биологических воспроизводителей. Не отрицает она и того, что многие женщины пренебрегают своими детьми или издеваются над ними и большинство весьма далеки от какого-либо идеала матери. Она считает, что материнские практики скорее предполагают некоторые ценности как желательные, так что, «хотя матери не являются мирными по своей внутренней сути, материнские обязанности представляют собой «естественный источник» для мирной политики» (Ruddick, 1990, р. 157). Эти ценности могут быть реализованы при сочетании их с осознанием феминистской стратегии. Следовательно, в принципе, подобные ценности могут быть приобретены и мужчинами, так как она не считает, что только женщины способны на «материнство».