Политическая теория феминизма. Введение - [46]

Возможно, это удивительно, но в первой марксистской партии Британии, немногочисленной Социал-демократической федерации (Social Democratic Federation), также отсутствовал теоретический анализ взаимосвязи между социализмом и феминизмом. По мнению Хант, официальная партийная линия, утверждающая, что только экономические проблемы напрямую связаны с социалистическими принципами, а другие вопросы являются уделом личной совести, позволила федерации избежать противостояния за счет позиции «никакой политйки» в отношении женских проблем. На практике это означало, что, хотя в партийной прессе высказывалась феминистская точка зрения, анти феминистские и женоненавистнические взгляды считались имеющими равное право на существование и в действительности задавали тон дебатам. Поэтому, хотя многие женщины считали, что сталкиваются со специфическими проблемами своего пола, и разногласия в вопросах о праве голоса и женской работе стали достаточно острыми, в принципе, феминизм «оставался для социалистов необязательным довеском», который мужское руководство могло игнорировать (Hunt, 1988, р. 475).

В Америке существовало сложное и часто противоречивое смешение «ортодоксального марксизма», импортированного беженцами из Германии, столкнувшимися в 80‑х гг. XIX в. с антисоциалистическими законами Бисмарка, и доморощенного социализма (См.: Buhle, 1981). Этот последний вариант социализма был, по сути, движением за моральные принципы, своими посылками во многом обязанным работе Эдварда Беллами (Edward Bellamy) «Looking Backward» («Оглядываясь назад», 1888), и привел к созданию социалистического феминизма, традиции которого были заложены предыдущими кампаниями за отмену рабства, за трезвость и против проституции. Лидер кампании за трезвость Фрэнсис Уиллард (Frances Willard) стала олицетворением этого подхода, так как считала пьянство результатом, а не причиной бедности, а решение проблемы она видела скорее в христианском социализме, нежели в личностных ограничениях или классовой борьбе. Сходным образом, кампания против проституции к началу XX в. приняла отчетливое социалистическое направление: «Если массовое женское движение в XIX в. считало потенциальным развратником мужчину, то социалисты представили как проклятие девической добродетели капитализм и его хозяев» (Buhle, 1981, р. 253). Социалистические феминистки, также как и представительницы основных массовых кампаний Америки, обосновывали свои доводы в понятиях нравственного превосходства женщины и ее потенциальной роли в качестве возрождающей и преобразующей прогнившее общество. Для многих это сопровождалось возвеличиванием традиционной семейной жизни и приверженностью идеалу женщины как хранительницы домашнего очага, а не производственницы в общественной сфере.

Шарлотта Перкинс Гилман

Представление о женском превосходстве было важным и для Шарлотты Перкинс Гилман (Charlotte Perkins Gilman, 1860–1935), которую называли «ведущей мыслительницей» женского движения в Соединенных Штатах в начале века (См.: Rossi, 1973, р. 568). В ее теории это приобрело, однако, новое значение и привело к другим выводам. Хотя и не участвуя по-настоящему в организованном феминистском движении, Гилман пользовалась широкой (пусть и недолгой) известностью перед Первой мировой войной, а свои суждения она излагала в беллетристических произведениях, в прессе, в чрезвычайно популярных публичных выступлениях, а также в теоретических работах. И везде она развивала женское видение мира, связывая женские ценности с прогрессом человечества и социализмом, который она считала неизбежным результатом определенной стадии человеческой истории. Хотя Гилман говорила, что не согласна «ни с теорией, ни с методами, выдвинутыми последователями Маркса» (Цит. по: Hill, 1980, р. 283), ее взгляды имели явное сходство с основной доктриной марксизма. Она утверждала, что экономические условия являются главными для развития человека, что человеческая сущность — не неизменный, но постоянно развивающийся продукт общества и что работа есть первейшая потребность человека, которая в будущем может быть освобождена от экономического принуждения и станет свободно выполняться для всеобщего блага. Подобно Марксу, она считала, что экономическое развитие выведет общество за рамки эгоистичного индивидуализма, эксплуатации и накопительства к человеческой свободе, сотрудничеству и равенству. В отличие же от Маркса она полагала, что это произойдет не путем классовых столкновений и революции, а постепенным и мирным развитием тенденций, уже присутствующих в современном обществе:

«Эти перемены … не просто предсказаны и рекомендованы: они уже происходят под воздействием сил общественного развития; единственное, что должно быть ясно нашему сознательному мышлению, это то, что мы можем оставить тщетное и ненужное сопротивление нашей заблудшей воли» (Gilman. Women and Economics, p. 122).

К концу XIX в. подобного рода анализ не был оригинален. Впечатляющую новизну суждениям Гилман придавало сочетание социализма с подходом к истории и обществу сквозь призму женщин. По ее мнению, отношения полов являются главной силой, а не просто побочным продуктом экономического развития. Изначально женщина была первым производителем, утверждает она, потому что, пока мужчина «доблестно преследовал бизона … действуя просто как животное, движимое голодом, при виде близкой добычи», женщины думали о будущем и сеяли зерна для себя и своих детей (