Политическая и военная жизнь Наполеона - [36]

Известие о поражении при Абукире и война, объявленная нам Портой, удостоверили Австрию что она, вступив снова на военное поприще, может возвратить Италию. Там считалось, правда, 100 000 французов между Альпами и Тибром; но войско это было лишено всех припасов, оставлено на жертву всех нужд нерадением правителей, раздроблено для удержания обширных завоеваний Франции, и потому не в состоянии было успешно действовать. Сверх того, самовластные поступки с Цизальпинской Директорией, и деспотизм Труве и Брюна с правителями республики, которая долженствовала быть независимой, произвели неудовольствие даже в ломбардцах, бывших самыми ревностными приверженцами Франции, и совершенно восстановили против нас всех, еще державших сторону Австрии. Хотя Брюн и был потом заменен Жубером(6) в главном начальстве над итальянской армией, но зло уже было сделано; и тем труднее можно было изгладить это дурное впечатление, что причины народного неудовольствия не были устранены.

Не лучше поступали мы с Пьемонтом; и не слишком дружелюбное расположение туринского двора оправдывалось нашими собственными действиями. Вместо того, чтобы стараться всеми мерами сделать из него верного союзника, вознаградив за понесенные потери, мы напротив возмущали его владения подобно Швейцарии, чтобы ввести их в состав демократической системы. Занятие туринской цитадели нашими войсками не остановило распространителей новых идей, но придало им еще более смелости. Карл Эммануил, заключивший наконец с нами оборонительный и наступательный союз, по которому обязывался выставить 8-ми тысячное вспомогательное войско, разумеется, неохотно сносил подобные поступки. Великий герцог тосканский принадлежал к австрийскому дому, и несмотря на его мирное расположение, этого родства было достаточно, чтобы подать повод захватить его владения, и таким образом связать римскую республику с цизальпинской и лигурийской. Могли ли мы увеличить подобным поведением число приверженцев наших? К тому же и уважаемый всеми Пий VI, лишенный нами светской власти, употреблял все свое влияние, чтобы увеличить число наших врагов.

Ко всем этим вероятностям успеха для Австрии присовокупилась еще та, что венский кабинет мог надеяться на помощь неаполитанцев, в которых мое отсутствие и приближение бури революции, угрожавшей переступить пределы церковной области, пробудили снова ненависть, еще гораздо сильнейшую прежней. Договор, подписанный 19-го мая 1798-го года как мера оборонительная, был причиной набора для дополнения неаполитанской армии. Актон еще прежде победы при Абукире обнаружил намерение возвратиться к прежней своей политике. Прием, сделанный английскому адмиралу, которому, в противность условиям парижского договора, дозволили снабдиться провиантом в Сиракузской гавани, для облегчения производства поисков в Средиземном море, мог служить достаточным доказательством приверженности неаполитанского кабинета к Англии; но тайный договор, подписанный уполномоченными обоих дворов 11-го июня, совершенно уже утвердил союз их против Франции. Лишь только пришло известие о победе при Абукире, советники Фердинанда IV сбросили с себя личину и учредили набор всех способных к военной службе от 18 до 45-летнего возраста, для того, как говорили они, чтобы защитить берега королевства от опасности, угрожавшей им по взятии Мальты. Кроме укомплектования линейных полков, значительное число хорошо обученных войск увеличило силу неаполитанской армии до 60 000 человек. Такой сильный союзник был в состоянии дать императорским войскам перевес на полуострове.

При подобных обстоятельствах мог ли Франц II долее колебаться, когда сверх того русские и турки соглашались действовать против общего неприятеля; когда, с одной, стороны Ломбардия простирала к нему руки, а с другой вторжение французов в Швейцарию угрожало опасностью его собственным владениям. Если бы даже, отвергнув всякое честолюбие, он отказался от обратного приобретения потерянных в Италии земель, то уже самая безопасность австрийской монархии заставляла его предупредить несчастия, которыми угрожало Германии утверждение французов у самого Форарльберга.

Но как бы то ни было, первым попечением его было, избавить Неаполь от судьбы, постигшей Рим, подписав оборонительный договор 19-го мая, о котором я упомянул выше, и который полагали достаточным для обеспечения Неаполя от неприятельского вторжения.

К этим договорам, заключенным из одной предосторожности, присовокупились вскоре более важные меры: уверившись в бесполезности переговоров в Зельце, Австрия отправила графа Кобенцля в Берлин и Петербург, чтобы сблизиться с этими дворами. С Россией нетрудно было заключить договор; в октябре вспомогательная армия, над которой начальство предполагалось дать Суворову, вступила в Галицию, и должна была направиться в Моравию, с другой стороны гофскригсрат, узнав о падение Берна, поспешил поставить императорскую армию на военную ногу, и все происшествия вполне оправдывали эту предосторожность.

В самом деле, как можно было надеяться обратить Ревбеля и его товарищей к более умеренной системе? Ознаменовалось ли влияние Талейрана на политику Франции чем либо особенным, чтобы могло оправдать ту славу, которую приобрел этот государственный человек? Не со времени ли его вступления произошли все эти вторжения и безрассудные поступки?