Политэкономия войны. .Заговор Европы - [42]
Британская разведка считала настоящим врагом Советский Союз, точно так же думал и французский генеральный штаб>511. «Эта антисоветская настроенность вела к тому, что разведсводки намеренно искажали данные о военном потенциале Советского Союза. Никто и слышать не хотел о достоинствах нежелательного и опасного союзника. Технические — доводы о недостатках в вооружении Красной армии, — по мнению М. Карлея, — просто маскировали антикоммунистическую настроенность некоторых идеологов»>512. Примечательно, что, когда О. Паласс, французский военный атташе в Москве, предоставил информацию о внушительной боеспособности советских вооруженных сил, хотя в ней не скрывались факты о недостаточной наступательной мощи, он был подвергнут яростным гонениям со стороны начальства>513.
Британская и французская пропаганда в данном случае шла вслед за геббельсовской, которая именно этими тезисами поднимала воинственный дух немцев. Так, в ответ на вопрос одной из его пропагандистских брошюр: «Почему Германия выиграет войну, если она будет сражаться на два фронта?», говорилось: 1. Британия не присоединится к антигерманской стороне… 2. Красная армия находится в совершенно отчаянном состоянии… Советский Союз не может вести победоносную войну…»>514.
Трудность для правящих кругов Лондона, Парижа и т. д. состояла в том, что ни одна нация не поддержала бы открытого призыва к войне. Тем более против Советской России, еще свежи были в памяти события, когда призывы к интервенции в Россию привели Европу к социальному взрыву. Поэтому перед своими народами руководители Франции и Англии выступали как борцы за мир. Политес, по крайней мере хотя бы ради того, чтобы остаться у власти, должен был быть соблюден. Его внешней формой стала политика «умиротворения». Но обман не мог продолжаться вечно, точку на нем поставил Мюнхен. Это утверждал не кто иной, как сам
У. Черчилль, который при этом отмечал, что самым поразительным в позорной сделке в Мюнхене было то, что она произошла публично, предательство было сделано открыто и без тени смущения… При этом англичане и французы вели себя так, словно Советского Союза не существовало>515.
В чем же состояло предательство? Здесь У Ширер, как и У. Черчилль, смог позволить себе лишь вскользь коснуться вопроса, отметив, что командующий Берлинским военным округом генерал фон Вицлебен «подозревал, что Лондон и Париж тайно предоставили Гитлеру свободу действий на Востоке… точка зрения, которую разделяли многие генералы…»>516. Имели ли эти подозрения какие-либо основания? У. Ширер ушел от ответа, и не случайно. Положительный ответ делал Англию и Францию не просто соучастниками фашистской агрессии и Второй мировой войны, а ее прямыми инициаторами.
О чем же говорят факты? 12 сентября Н. Чемберлен неожиданно обратился к Гитлеру с просьбой о личной встрече, чтобы «выяснить в беседе с ним, есть ли еще какая-нибудь надежда спасти мир»>517. В тот же день он писал своему ближайшему сподвижнику — Ренсимену: «… я сумею убедить его (Гитлера), что у него имеется неповторимая возможность достичь англо-немецкого понимания путем мирного решения чехословацкого вопроса… Германия и Англия являются двумя столпами европейского мира… и поэтому необходимо мирным путем преодолеть наши нынешние трудности… Наверное, можно будет найти решение, приемлемое для всех, кроме России»>518.
Следуя «плану Чемберлена», с конца 1938 г. и до середины марта 1939 г. английское правительство старалось наладить всеобъемлющее политическое и экономическое сотрудничество с Германией. Так, 31 октября посол Германии в Англии после официальной встречи докладывал в Берлин, что «Чемберлен питает полное доверие к фюреру», что, по мнению премьер-министра, Мюнхен «создал основу для перестройки англо-германских отношений. Сближение между обеими странами на длительное время рассматривается… английским кабинетом как одна из главных целей английской внешней политики». Лондон сулил Берлину за соглашение с ним возврат колоний и финансовую помощь. Ради чего? Дирксен формулировал ответ следующим образом: английская сторона считает, что «после дальнейшего сближения четырех великих европейских держав можно подумать
о принятии на себя этими державами определенных обязанностей по обороне или даже гарантий против Советской России…»>519. К аналогичным выводам приходил полпред СССР в Лондоне Майский, который месяц спустя сообщал в Москву: «При первой же подходящей оказии он (Н. Чемберлен. — В. Т.) постарается возобновить свой флирт с Германией и свою попытку создания «пакта четырех»»>520.
Вполне определенно на цели, которые преследовала политика Англии, Франции… указывал Я. Шахт в своем выступлении перед Нюрнбергским трибуналом: «Веймарская республика не устраивала некоторые страны Запада из-за заключенного Рапалльского договора. Поэтому на все просьбы и предложения Веймарской республики эти страны отвечали «нет». Но когда к власти пришел Гитлер, все изменилось. Возьмите всю Австрию, ремилитаризируйте Рейнскую область, возьмите Судеты, возьмите полностью Чехословакию, возьмите все,
