Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы - [92]

Несмотря на то, что большинство директив о терроре оформлялись как решения Политбюро, их истинным автором был, судя по имеющимся документам, Сталин. Как утверждал в своих мемуарах Хрущёв, значительную роль в 1937 г., помимо Сталина, играли также Молотов Ворошилов, Каганович[505]. Активность этих соратников Сталина, а также других членов Политбюро в проведении репрессий подтверждается многочисленными фактами. Многие решения, судя по всему, Сталин принимал фактически единолично. За подписью Сталина на места шли директивы ЦК о проведении арестов и организации судов[506]. В ряде случаев Сталин рассылал телеграммы с указаниями от своего имени. Например, 27 августа 1937 г. в ответ на сообщение секретаря Западного обкома партии Коротченко о ходе суда над «вредителями, орудовавшими в сельском хозяйстве Андреевского района», Сталин телеграфировал: «Советую приговорить вредителей Андреевского района к расстрелу, а о расстреле опубликовать в местной печати». Аналогичную телеграмму от своего имени в тот же день Сталин послал в Красноярский обком[507]. С большей долей уверенности можно предполагать, что по мере открытия документов Президентского архива обнаружится ещё множество дополнительных свидетельств о ведущей роли Сталина в организации террора.

Сам Ежов был способным и инициативным «учеником» Сталина. Он достаточно успешно справился с подготовкой нескольких открытых процессов, которые, несмотря на отдельные «погрешности», завершились полным признанием подсудимыми — видными деятелями большевистской партии — своей вины. Ежов лично участвовал в допросах и отдавал приказы о применении пыток. От НКВД, который возглавлял Ежов, исходила инициатива в проведении многих репрессивных акций. Желая угодить Сталину, доказать свою «незаменимость», Ежов поощрял своих подчинённых к «перевыполнению» «планов» на массовые аресты и расстрелы, установленные Политбюро.

Сталин, несомненно, подталкивал Ежова к более активным действиям. В литературе неоднократно отмечался факт невиданной по интенсивности пропагандистской кампании, которая была организована вокруг НКВД и лично Ежова в 1937–1938 гг. Ежов получил все возможные награды и звания, занимал сразу несколько ключевых партийно-государственных постов (секретарь ЦК, председатель КПК, нарком внутренних дел, кандидат в члены Политбюро с октября 1937 г.). Его именем называли города, предприятия, колхозы.

Несмотря на это, есть основания полагать, что с самого начала Сталин расчётливо сохранял определённую дистанцию между собой и Ежовым, явно предпочитал возлагать «лавры» за массовое «разоблачение врагов» на НКВД и его руководителя. «Сейчас мне думается, когда я вспоминаю то время, — рассуждал в 70-е годы по этому поводу известный советский писатель К. Симонов, — что раздувание популярности Ежова, его «ежовых рукавиц», его железного наркомства, наверное, нисколько не придерживалось, наоборот, скорее, поощрялось Сталиным в предвидении будущего, ибо, конечно, он знал, что когда-то наступит конец тому процессу чистки, которая ему как политику и человеку, беспощадно жестокому, казалась, очевидно, неизбежной; раз так, то для этого последующего периода наготове имелся и вполне естественный первый ответчик»[508].

В связи с этим можно обратить внимание на многие факты сдержанности Сталина по отношению к Ежову. Более чем скупой была процедура избрания Ежова в Политбюро на пленуме ЦК ВКП(б) 12 октября 1937 г.:

«СТАЛИН… Второй вопрос. О составе Политбюро. Политбюро предлагает ввести тов. Ежова в кандидаты в члены Политбюро и утвердить его кандидатом в члены Политбюро.

ГОЛОСА. Правильно.

АНДРЕЕВ. Какие предложения будут.

ГОЛОСА. Голосовать.

АНДРЕЕВ. Кто за то, чтобы принять предложение Политбюро — ввести тов. Ежова в кандидаты в члены Политбюро тех прошу поднять руки. Кто против? Нет. Кто воздержался? Нет. Принято единогласно»[509].

Историки неоднократно обращали внимание на тот факт, что Сталин отсутствовал на торжественном заседании в честь 20-летия органов ВЧК-ОГПУ-НКВД в декабре 1937 г., в день, как справедливо отмечает Б. Султанбеков, «наивысшего торжества Ежова, на фигуре которого сконцентрировалось всё почтение к органам»[510].

В общем, Ежов вряд ли мог претендовать на роль организатора «большого террора», самостоятельного политического деятеля, в сколько-нибудь серьёзной мере предопределявшего размах и направление чистки. Ежов был старательным исполнителем воли Сталина, действовал в рамках чётких указаний «сверху». Неизвестно ни одного факта, который хоть в какой-то мере свидетельствовал бы, что Ежов вышел из-под сталинского контроля. От дел Ежов был отстранён в тот момент, который счёл целесообразным сам Сталин.

Так же, как в своё время «большую чистку», новый поворот «генеральной линии», отказ от массовых репрессий, а, следовательно, устранение Ежова и его соратников, Сталин начал готовить загодя, медленно дозируя его и тщательно скрывая свои истинные намерения. 8 апреля 1938 г. Политбюро утвердило назначение Ежова по совместительству наркомом водного транспорта СССР[511]. Внешне это выглядело как новое почётное задание в духе продолжения большевистской традиции (первый председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский был назначен по совместительству наркомом путей сообщения для наведения порядка в этой важнейшей отрасли народного хозяйства). Однако фактически новое назначение Ежова было поводом для очередной перетасовки кадров в НКВД. В последующие недели Политбюро санкционировало перемещение в наркомат водного транспорта большого количества ответственных сотрудников НКВД