Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы - [11]

[50]. Объектом особо резкой отповеди Рыков избрал одного из делегатов конференции Румянцева, требовавшего от Рыкова отчёта о его работе и покаяния. «Тов. Румянцев, а он не рядовой член партии, должен взвешивать свои слова, — заявил Рыков. — Мы же члены правящей партии. Я председатель Совнаркома Союза, член Политбюро, и если после моего заявления о том, что я за резолюции голосовал и в составлении некоторых из них принимал участие…, если после 7 месяцев моей политической, хозяйственной и советской работы… приходит человек сюда и спрашивает меня: как относишься к генеральной линии партии? — то я в ответ могу сказать только одно: я решительно не понимаю, какие есть основания для такого рода вопросов. Опасность же их мне кажется совершенно ясной. Потому что уже сам факт, что ко мне обращаются как к какому-то лидеру какой-то группировки… означает внушение партии уверенности, что группировка, созданная при моём участии, в партии существует. Зачем сеять такие сомнения?.. А если кто неправильно говорит такие вещи, то наносит этим величайший ущерб единству партии… Поэтому я должен потребовать объяснения как, почему, на основании каких данных… тов. Румянцев может предъявить ко мне вопросы, как к лидеру какой-то существующей организации, ставит вопрос, как я отношусь к генеральной линии партии и т.д.»[51]. Подчёркнуто продемонстрировав, что не собирается отказываться от власти, Рыков добился соответствующей реакции зала. Его речь неоднократно прерывалась аплодисментами и закончилась, как указывалось в стенограмме, «продолжительными бурными аплодисментами», как и подобало речи одного из вождей партии.

Планы Сталина в отношении Рыкова спутал также С.И. Сырцов, которого Сталин, похоже, готовил на пост председателя Совнаркома СССР вместо Рыкова.

Сырцов был на 12 лет моложе Рыкова и на пятнадцать лет позже него (в 1913 г.) вступил в партию. Но произошло это при условиях, которые в дальнейшем предопределили благоприятный поворот в судьбе Сырцова — первыми его шагами в партии руководил Молотов. Так же, как и Рыков, Сырцов был недоучившимся студентом, поменяв скамью Петербургского политехнического института на скамью подсудимого и ссылку и Сибирь. В годы гражданской войны воевал на юге, где познакомился с некоторыми из будущих соратников Сталина (например, с Орджоникидзе). В 1921 г. попал в аппарат ЦК на должность заведующего отделом. В 1926 г. был направлен секретарём в Сибирский краевой комитет ВКП(б). В начале 1928 г. в его судьбе произошёл случай, о котором мог мечтать любой партийный функционер, — в Сибирь с известной миссией организации чрезвычайных хлебозаготовок прибыл сам Сталин. Акция, не в последнюю очередь благодаря Сырцову, прошла успешно. Сразу же после решающей победы над группой Бухарина, в мае 1929 г., Сталин провёл назначение Сырцова на пост председателя Совнаркома РСФСР, который до него занимал по совместительству Рыков. В июне 1929 г. Пленум ЦК избрал Сырцова кандидатом в члены Политбюро. Однако молодой выдвиженец не оправдал надежд вождя, оказался строптивым и слишком самостоятельным. Есть основания считать, что Сталин был недоволен, в частности, взаимоотношениями Сырцова и Рыкова.

Постоянные служебные контакты между ними были неизбежны. Как председатель СНК РСФСР Сырцов принимал участие в работе различных органов правительства СССР, в частности, входил в регулярно заседавшее под руководством Рыкова совещание председателя СНК СССР с его заместителями, так называемое совещание замов (подробнее о функциях и значении этого органа будет сказано ниже). Неоднократно Сырцову приходилось решать многие вопросы во взаимодействии с союзным Совнаркомом. Рыков, судя по всему, относился к просьбам Сырцова с особым расположением, и это настораживало Сталина. Один из известных конфликтов на этой почве произошёл осенью 1930 г.

27 июня 1929 г. Политбюро приняло постановление об использовании труда уголовно-заключённых, в соответствии с которым в концентрационные лагеря ОГПУ (переименованные этим же постановлением в исправительно-трудовые) передавались все осуждённые на три года и больше. Для приёма этих «контингентов» Политбюро предписало расширить существующие и организовать новые лагеря в отдалённых районах с целью их колонизации и разработки «природных богатств путём применения труда лишённых свободы». Осуждённые на срок до трёх лет оставались в ведении НКВД союзных республик и должны были трудиться в специально организованных сельскохозяйственных или промышленных колониях[52].

Выполняя намеченную программу, ОГПУ уже к середине 1930 г. создало значительную сеть исправительно-трудовых лагерей. Северные лагеря (около 41 тысячи заключённых) занимались постройкой железной дороги Усть-Сысольск — Пинюг (300 км), тракта Усть-Сысольск — Ухта (290 км), вели работы по разделке и погрузке лесоэкспортных материалов в Архангельском порту, обеспечивали геологоразведку в Ухтинском и Печорском районах. Около 15 тысяч человек в дальневосточных лагерях строили Богучачинскую железнодорожную ветку (82 км), вели рыбный промысел и лесозаготовки. 20-тысячные Вишерские лагеря участвовали в возведении химических и целлюлозно-бумажных предприятий, в частности, Березниковского комбината, заготавливали лес на севере Урала. Сибирские лагеря (24 тыс. заключённых), помимо работ на железнодорожной линии Томск — Енисейск, обеспечивали производство кирпича для строительства Сибирского комбайнового завода и Кузнецкого металлургического комбината, вели лесозаготовки, обслуживали золотодобывающие предприятия на Лене. 40 тыс. заключённых самых старых Соловецких лагерей строили тракт Кемь — Ухта, заготавливали лес для экспорта, перерабатывали 40 процентов улова рыбы Беломорского побережья