Полигон - [28]

Плутали мы минут двадцать, не меньше, шли запинаясь, роняя мешки и фонарики, порой падали на четвереньки. Агафоныч сопел всё тяжелей и злее, Валерка отчаянно матерился шёпотом, выдумывая замысловатые трёхэтажные конструкции. А я шёл молча, сцепив зубы, и думал, что вот так, наверное, во время войны ходили брать «языка» за линию фронта. Наконец, Жэка остановился и ликующе прошептал: «Пришли!». Признаюсь, в том момент мне отчаянно захотелось въехать ему по физиономии. Но я, само собой, сдержался. Во первых, это неэтично, во вторых, вроде как и не за что, и в третьих, я бы мог просто промахнуться в темноте. Жэка меж тем объяснял задачу:

– Значит, конторка находится там (он махнул рукой куда-то нам за спину). Наша задача как можно быстрей наполнить мешки. Выбирать кроссовки некогда – будем брать что попало, потом уж разберёмся. Фонарями светить можно, но только не в сторону конторки, чтобы нас не увидели. Толпой не стойте, разойдитесь подальше друг от друга, для маскировки. Куча здесь здоровенная, будем брать с разных мест. Ну, начали!

И мы начали. Я включил фонарик и положил его на землю. В чахлом жёлтом круге света выхватывал кроссовки и скидывал их в мешок, стараясь отчего-то брать побольше красных. С делом я справился быстро. Мужики, по всей видимости, тоже. Мы выключили фонари и собрались вместе. Я с ужасом думал о том, как мы пойдём назад, груженые мешками. Но обратный путь показался вдвое короче – у Жэки был ориентир, зажжённая во дворе его дачного участка лампочка. Я догадался об этом, потому что мы шли всю дорогу прямо на неё. Вскоре мы перебрались и через колючку. Как легко, оказывается, идти по дороге! Пусть по просёлочной, пусть в темноте и с мешком за спиной. Зато земля твёрдая, не пружинит, и из неё ничего не торчит! Мы прибавили шаг. Мы повеселели. Мы воспрянули духом. И мне расхотелось врезать Жэке между глаз. На участке мы задерживаться не стали – при подслеповатом свете одинокой лампочки в 25 Ватт быстро покидали мешки в машины, переобулись и отправились восвояси.

* * *

Утреннее шествие Жэки на работу иначе как триумфальным не назовёшь. Он шествовал в лабораторию с самым важным видом, какой только мог на себя напустить. Он заговаривал со всеми мало-мальски знакомыми встречными. И всех приглашал вечером в свой гараж. Заходи, мужики, есть халявные кроссовки! А знакомых у него, напомню, чуть не половина КБ. Ему явно нравилась роль мецената.

Когда после работы мы вчетвером пришли к гаражу, нас уже ждали. Собралось человек тридцать или около того, причём некоторые успели позвонить домой и выяснить размеры родных, и стояли с бумажками и с авоськами наготове. Жэка прошёл к воротам (а ну, расступись, расступись!) и с самым торжественным видом распахнул их. Четыре пузатых мешка красовались на самом виду, перед машиной. Жэка высыпал их содержимое в одну большую кучу и с царственным жестом молвил:

– Выбирайте, хватит всем!

Народ не заставил себя долго ждать – мужики кинулись к куче и начали лихорадочно перебирать кроссовки по размеру. Ну и мы с Валеркой и с Агафонычем подключились, на общих основаниях.

– Смотри какие хорошие кроссовки! – услышал я чей-то голос, – Нигде не топорщится, ни тебе облоя, ни заусенцев, просторчено ровненько, ни одного изъяна! И почему их забраковали?

– И не говори, – вторил ему другой, – У тебя это какой размер?

– Сорок второй.

– Ты смотри, самые ходовые размеры есть…

Довольно быстро половина нужного количества обуви была набрана. Почему половина? Потому что правых кроссовок не хватало. Причём сильно не хватало. Подобрав левых, мужики лихорадочно копошились в куче, выискивая пару. И очень скоро выяснилось, что всё до одной кроссовки…на левую ногу!

Тут, конечно, наш триумф обернулся сами знаете чем. И мне опять захотелось съездить Жэке по физиономии. Я и опять не сделал этого, потому что… Потому что все стали хохотать. И я – тоже. А хохотали над Семёнычем, который напялил на правую ногу левый кроссовок на три размера больше и пытался так ходить.

А едва дружный смех стих, кто-то, кажется Серёжка из восемнадцатого отдела, спросил:

– Может, у кого есть одноногий родственник? ему отдать…

* * *

С того дета Жэка стал ещё известнее. Вовсе не из-за того, что делал портреты Ленина из шпона разных пород дерева, и не из-за того, что который год выпиливал бумеранг из куска рельса. И даже не из-за истории с кроссовками. А из-за тормозов. Но о тормозах в другой раз.

Червонец

В июльской полуденной степи на Ахтубе знойно и душно, пыльный неподвижный воздух дрожит над серой сухой травой. Палыч с Юриком спрятались от солнца под брезентовый, выцветший до белизны, навес и тихо скучают. Торчали на Полигоне они без дела уже недели две. Прихваченная с собой контрабандой выпивка давно закончилась, в карты играть надоело, анекдоты все друг другу они уже рассказали. Скучно. Ах, как скучно, хоть вой. Да и завоешь – не услышит никто, тут на сотни вёрст сплошная степь, жильём и не пахнет. Разве что волки вой подхватят…

Палыч сидел по-турецки, на рогожке, курил и с тоской слушал, как Юра нудным голосом рассказывает анекдот. Анекдот был старый и не смешной. Палыч, изучив в который раз горизонт (ничего не изменилось, как он и полагал), занялся бочкой, на которой устроился Юрик. Бочка была старой, металлической, оцинкованной, литров этак на пятьдесят. Когда-то она была жёлтой, но краска давно облезла, остались только островки лимонного цвета. На одном из них чёрной краской были выведены две буквы – «О» и «Н». Спирт, что ли в ней держали?