Полиция Российской империи - [52]

Много было разных случаев, когда при желании помочь нуждающимся я не мог собственными средствами сделать этого и обращался к своим обывателям; всегда получал полное, иногда свыше ожидания, удовлетворение, и этим отношением компе добрых жителей 2-го участка Литейной части следует объяснить тот успех сбора пожертвований на сербских добровольцев, который привел в удивление градоначальника Зурова.

И сколько может сделать доброго старающийся о том пристав петербургской полиции, да, полагаю, и всякий!

Помню, зимой входит в мой кабинет молодой человек, одетый в летнее пальто, несмотря на то что было 15° мороза, и спрашивает, нет ли ответа от градоначальника на поданное им прошение.

— А о чем вы прошение писали? — спросил я.

— О пособии.

— А кто вы такой?

— Я кандидат прав Харьковского университета.

— Боже мой, — воскликнул я, — и в таком легком одеянии и о пособии просите! Отчего же вы не ищете должности?

— Нигде не дают, знакомых я не имею, происхожу из крестьян, и вот три года, как не могу нигде пристроиться.

Само собою разумеется, что бедный кандидат ушел от меня обласканный, так как я не мог примириться с тою мыслью, что человек, окончивший высшее образование, обречен на голодание, в то время как я, не имеющий, к сожалению своему, таких прерогатив, — и сыт, и одет, и в тепле живу, и еще властью пользуюсь. Судьба!

Между моими обывателями находились и мои антагонисты; выдающихся объявилось двое: некто отставной майор Шауман, впоследствии разыгрывавший в городской думе, в качестве гласного, роль петербургского Катона, а второй — отставной статский советник не у дел, домовладелец по Знаменской улице Петров.

С Шауманом пришлось познакомиться при следующих обстоятельствах.

По М. Итальянской ул. дом № 6 принадлежал примернейшему домовладельцу, д. с. с. Меньшикову; из него никогда не поступало жалобы от квартирантов, и дом содержался в примерном порядке, но умер Меньшиков, дом пошел в продажу, и купил его г. Шауман. В один хороший летний день 1879 года сидел я в своем кабинете и занимался делами, как вошла ко мне дама, назвалась женой коллежского советника Козиной и бойко объяснила, что она явилась представительницей от квартирантов дома Шаумана, притесняющего жильцов до последней крайности и, наконец, запретившего пользоваться водопроводом, вследствие чего дворник запер краны, а все квартиры обязаны брать воду из чана во дворе. Причиной такого своевольства Шаумана было его желание отделаться от прежних квартирантов, переделать все квартиры по своему вкусу и повысить цены на квартиры; но так как квартиры были сняты от прежнего домовладельца по книжкам на годичный срок по цене довольно сходной, то жильцы не пожелали исполнять требований Шаумана об очистке квартир для ремонта. В виду самозащиты квартирантов и последовало распоряжение Шаумана лишить жильцов воды. Г-жа Козина просила меня унять г. Шаумана.

Руководствуясь указаниями, преподанными Треповым для таких случаев, я обещал парламентерше немедленное восстановление прав обиженных в доме самоуправного майора и следом за ней отправился в дом. Войдя во двор дома, я застал там много разных рабочих: маляров, плотников, штукатуров и иного народа, свидетельствовавшего своим пребыванием о капитальной реставрации дома, а вместе с тем заметил, что из окон всех квартир, подобно египетским пирамидам, сотни глаз квартирантов смотрели на мои действия, ожидая победы над ненавистным им Шауманом. Сознав такое свое положение, я задался мыслью провести все дело наилегальнейше и открыто для всех, вследствие чего, не заходя в какое-либо помещение, позвал дворника и громким голосом отдал ему приказание немедленно открыть воду, но дворник, пожилой человек, по виду похожий на начетчика и тончайшего ябедника, умело подобранный домовладельцем, с большой развязностью возразил мне, что он не может исполнить моего приказания, ибо при этом ослушается приказания домовладельца, его господина.

Видя такую оппозицию, я прибегнул к способу, весьма часто действительному, и именно громко крикнул, повторив мое приказание. Мой расчет оправдался: дворник открыл воду, а я, торжествуя победу, опять же не заходя нив одну из квартир в доме, возвратился домой.

На третий день после описанного, тоже среди дня, прибежал ко мне околоточный надзиратель Боровский с известием, что полицмейстер 1 отделения, полковник Савельев, по приказанию градоначальника Зурова, прибыл в дом Шаумана, производит там о чем-то дознание и велел пригласить меня.

Появление полицмейстера другого отделения для дознания помимо местного (мой участок был во 2-м отделении) — это было что-то новое и должно быть вызвано чем-либо необычайным, а потому известие встревожило меня. Придя в дом Шаумана, я застал Савельева и какого-то мужчину в статском платье в домовой конторе; статский молча ходил по комнате, напомнив мне зверя, заключенного в клетку Зоологического сада, но кто был тот муж — я не знал. Савельев же, очень милый человек, встретил меня словами: «Вот, батюшка, тут на вас донос, будто вы поколотили дворника г-на Шаумана, и, по произведенному дознанию, донос подтвердился».