Полиция памяти - [8]

А наутро настала настоящая зима. Без пальто уже нельзя было выйти на улицу, реку затянуло льдом, а на рынке почти закончились овощи.

Так что я засела дома, работая над четвертой книгой. На этот раз — про юную машинистку, потерявшую голос. Она живет с любовником, инструктором школы машинописи, и пытается вернуть себе голос. Ходит на занятия к логопеду. А любовник гладит ей горло, согревает губами язык и раз за разом ставит ей песню, которую они записали когда-то вдвоем. Но голос никак не возвращается к ней. Все, что хочет сказать, она печатает ему на машинке. Механические щелчки клавиш наполняют их отношения, точно музыка. Но однажды…

Что происходит дальше, я и сама пока толком не знаю. Лишь чувствую, что уже очень скоро эта простая мирная история превратится во что-то ужасное.

Уже глубоко за полночь мне показалось, будто где-то вдалеке стучат по стеклу. Отложив карандаш, я прислушалась, но за окном шумел лишь ветер. Я вернулась к рукописи, написала еще целую строчку и вдруг ясно услышала, как кто-то снова стучит: тук, тук, тук…

Отодвинув штору, я выглянула наружу. Соседние дома утопали во мраке, на улице не было ни души. Я закрыла глаза и напрягла слух, чтобы понять, где стучат. Похоже, где-то внизу, под землей… в подвале?

После смерти мамы я почти не спускалась туда, и дверь всегда запирала на ключ, который прятала так, что теперь даже не помню куда именно. Я перерыла все шкафы и наконец отыскала банку со связкой ключей, среди которых наконец-то обнаружила чуть ли не самый ржавый. Кто-то все настойчивей стучал в окно. Я поймала себя на мысли, что ради безопасности стоило бы двигаться тише, но ритмичный стук заставлял торопиться.

Наконец я отперла вход в подвал. Спустилась по ступенькам, зажгла свет. И за стеклянной дверью, ведущей в старую прачечную на берегу реки, увидела человеческие фигуры.

От прачечной, впрочем, осталось одно название: последний раз там стирали еще во времена моей бабушки. Мама пользовалась ею редко — только чтобы промывать там инструменты, но и это в последний раз случилось лет пятнадцать тому назад. Прачечная была узкой, в одно татами[2], террасой, выложенной кирпичом у самой кромки воды, куда можно спуститься, если выйти за стеклянную дверь. Река возле нашего дома шириной всего метра три. Еще мой дед перекинул через нее деревянный мостик, который давным-давно обветшал…

Но зачем кому-то стоять там прямо сейчас??

Я покрутила этот вопрос в голове, пытаясь понять, что делать. Грабители? Нет, грабители не стучат. Какие-нибудь маньяки? Но они не настолько вежливы, чтобы стучать.

— Кто здесь? — спросила я, собравшись с духом.

— Прости, что так поздно… Это мы… Ину́и!

Я отворила стеклянную дверь. За порогом стояла вся семья профессора Инуи. То был старый друг мамы с папой, преподававший дерматологию в больнице при университете.

— Что случилось? — спросила я, приглашая их внутрь. От одного вида их мокрых ног меня передернуло. Люди с такими ногами не похожи на тех, у кого все в порядке.

— Только не сердись, пожалуйста… Нам очень неловко! — сказал профессор вместо ответа. Супруга его выглядела изможденной, ни грамма косметики на лице, глаза припухли — то ли от холода, то ли от слез. Дочка лет пятнадцати хмурилась, сжав упрямые губы, а ее восьмилетний братишка, не скрывая любопытства, оглядывал подвал. Все четверо вошли внутрь и сбились в кучку, ухватившись друг за друга. Жена взяла мужа за локоть, сам он обнимал за плечи дочь, которая держала мальчика за одну руку, другой тот вцепился в полу маминого пальто.

— Да что вы, все в порядке! — ответила я. — Как вы перебрались через мост? Страшно было? Он же вот-вот развалится! Почему не прошли с улицы?.. Впрочем, неважно. Что ж мы стоим? Пойдемте наверх, в гостиную, там тепло и уютно!

— Спасибо! — сказал профессор. — Но мы должны торопиться. И держаться как можно незаметнее. То, зачем мы пришли, лучше выполнить тихо и быстро. Прямо здесь и сейчас.

Он глубоко вздохнул, и его семья, как по команде, прижалась друг к другу еще теснее.

Все четверо кутались в длинные кашемировые пальто. Остальные части тела — голова, руки, ноги — были замотаны чем-нибудь шерстяным. Каждый держал в обеих руках по сумке — чем крупнее носильщик, тем увесистей ноша.

Наскоро прибрав на столе, который служил маме верстаком, я подвинула стулья и усадила гостей. Они поставили сумки на пол, я приготовилась выслушать, что же случилось.

— В общем, ее прислали. Теперь уже мне, — тихо произнес профессор, сцепив в замок пальцы и положив их на столешницу.

— Что прислали? — уточнила я, заметив, что говорит он с трудом.

— Повестку. Из полиции, — пояснил он без единой эмоции в голосе.

— Как? Зачем?!

— Велели явиться в Центр генной расшифровки. Завтра… то есть вот, уже утром… они прибудут, чтобы нас туда отвезти. Мою должность на кафедре упразднили. Квартиру в кампусе тоже пришлось освободить. А мы всей семьей обязаны переселиться в этот чертов Центр.

— И где же это?

— Понятия не имею. Где это место, что за здание, не знает никто. Но чем они там занимаются, примерно догадываюсь. Официально это очередная медицинская лаборатория. А на деле — просто ширма для охоты на тех, кто все помнит. Видимо, они хотят, чтобы я применял свои разработки для розыска тех, кто не способен забывать утраченное.