Полицейские и провокаторы - [136]

Короткая жизнь русского народничества — людей, в большинстве своем самоотверженных, искренне желавших принести себя в жертву ради торжества лучшей жизни трудового народа,— началась вслед за мрачной уголовщиной и бессовестной ложью, внесенными в революционное движение С. Г. Нечаевым и нечаевщиной, увековеченной Ф. М. Достоевским в романе «Бесы». Проживи Ф. М. Достоевский еще пять-шесть лет, возможно, появился бы роман о дегаевщине, начавшей беспощадный, мучительный процесс разрушения «Народной воли». Последующие атаки полицейских властей привели к окончательному угасанию русского народничества. Наследники народников, социалисты-революционеры, подхватили террор и применили его как главнейшее средство борьбы против царского самодержавия. По количеству жертв политических убийств они превзошли всех своих предшественников. Взрывом на Аптекарском острове в Петербурге на даче П. А. Столыпина 12 августа 1906 года было убито тридцать два человека и около тридцати ранено, в том числе и дети. Эсеры убивали министров, приставов, тюремных надзирателей, заодно убивали случайных прохожих, тех, кто оказывался рядом, убивали в таких количествах, что скорбный синодик по убиенным теперь уже составить невозможно.

Вожди всех революционных партий заявляли, что действуют от имени и во благо всего народа. Но рабочие, крестьяне, мещане, дворяне, духовенство, люди всех национальностей, населявших Российскую империю, этот неоднородный конгломерат, представляющий единый организм, и есть народ. И никого из этого организма искусственно выбрасывать нельзя. Социалисты-революционеры называли народом только крестьян, а социал-демократы — только рабочих (напомню, что в 1901 году рабочий класс составлял около одной сотой населения России). Вожди революционных партий действовали даже не во благо той части населения, которую они называли народом, они боролись за интересы членов своих партий и главным образом в интересах их верхушек. Интересы могут быть не только в материальных благах, но и в навязывании убеждений. Теперь нам это хорошо известно.

Кроме полицейских мер против террора, правительство располагало лишь одним средством защиты — стремлением к его предотвращению. А это, как мы знаем, невозможно без применения провокации. Революционеры и сами использовали провокацию. Шел процесс взаимного обучения и «кровосмешения». Революционеры тоже внесли свою лепту в развитие полицейской политической провокации. Лидеры партий опирались на честных идеалистов и романтиков среди послушных рядовых членов, но сами были расчетливыми, холодными политиками. Полезным для своей партии они считали лишь то, что было им выгодно, этим объясняется их терпимость к провокаторам.

Вожди революционных партий, каждый готовя свою революцию, не понимали или не желали считаться с тем, что не каждый человек способен ее перенести. Революция есть скачок в социальном и политическом развитии общества, мгновенное его изменение. Человек же существо биологическое, для него естественны эволюционные процессы, его мозг и нервная система не успевают адаптироваться при мгновенном изменении окружающего мира. Революционеры полезны лишь для ускорения прогрессивных эволюционных процессов. Руководители революционных партий знали, на что идут и, готовя себя к скачкам заблаговременно, легко их переносили. Романтики и идеалисты, доверчивые рядовые члены партий шли за вождями без оглядки. Они не задумывались, туда ли их ведут и каких можно ожидать последствий. Они позволили использовать себя, не осознавая, что их руками властолюбцы творят новый, еще худший произвол.

Истоки отсутствия общественного правосознания следует искать в глубинах нашей трагической истории. Народ умышленно веками держали в бесправном положении и тщательно оберегали от самих понятий «правосознание» и «законность». Убийство, разбой, насилие, провокация как средства борьбы за власть, за торжество политических идей достигли такого распространения, столь глубоко внедрились в сознание людей, что приняли силу некоего неписаного, но весьма распространенного закона — закона произвола, закона вседозволенности. Даже в выдающихся умах нашла отклик мысль о необходимости жертвовать чужими жизнями во имя торжества сомнительных идей, в жертву приносили жизни рядовых революционеров. Сколь же легкомысленно и страшно звучат сегодня слова А. М. Горького, написанные им вечером 9 января 1905 года, еще раз повторим их: «Убитые — да не смущают — история перекрашивается в новый цвет только кровью».

Мерзость запустения, произвол и провокация присущи не только монархическому способу правления, но и любому тоталитарному режиму. Дегаевы, гапоны и азефы появляются там, где нет правосознания, отсутствует демократическая среда и царит беззаконие.

Когда правительство молодой Советской республики создавало свои правоохранительные органы, оно с революционных позицгій и классового сознания видело их гуманными и справедливыми. Командный состав ВЧК формировался из бывших политкаторжан. Казалось бы, люди, испытавшие на себе ужасы полицейского произвола, не могли использовать методы, применявшиеся к ним. Но они считали, что к врагам следует применять ими же разработанные режимы содержания в изоляции, способы ведения следствия и суда, не предполагая, чем это обернется. Произошла преемственность беззакония, принятие в свой арсенал именно того, против чего боролись. Партией владела уверенность, что вот-вот грянет мировая революция. Чтобы ей эффективно помочь, следует срочно освободиться от внутренних врагов. Их держали в тюрьмах, не ссылаясь ни на какие законы — старые отменили, а новых не создали, и судили по революционной совести, как классовых врагов.