Полгода в заключении (Дневник 1920-1921 годов) - [12]

Сегодня кража в камере. Правда, кражи постоянное явление, но сегодня это совершено у самой бедной женщины.

Есть у нас такая. Ее привели сильно заплаканную, завернутую в платок, не молодую, со стриженными волосами. С тех пор она все время плачет, тихо, про себя, как-то некрасиво.

В ее всегда перевязанной платком фигуре, серой и неловкой, есть что-то, что вызывает досаду. Ее не любят, вероятно, оттого, что горе у нее скучное.

Сегодня ночью взяли у нее из под головы все, что она имела. Она долго ничего не получала, а вчера принесла дочь - девочка лет десяти. Она при этом даже поделилась со всеми "неимущими", - а тут этот случай.

Вечером танцы. Оля и Лиза близко, близко держатся друг друга, то наступая, то сливаясь в одно тело. Безудержно аплодируют кругом. Адочка, в атласных туфельках, {62} прибежала посмотреть. Из других камер доносится пение.

Там своя жизнь, не удушишь ее так легко.

17-го.

Рассвет встретила Оля петушиным криком. Оля и Дуся (Обе молодые преступницы из уголовных.) лежат обе под столом (другого места нет), как в гробу. - Насчет этого вечные шутки.

Сегодня вздумалось ей встретить день отчаянно хриплым криком молодого петуха. Всех сразу разбудила, и все рассмеялись.

Днем обычная прогулка. - Легко морозило. Лиза и Оля так растанцевались с вечера, что и во дворе тоже продолжались танцы. Оля, по обыкновению, нага, сверху набросила лишь тулуп. Тело и молодые груди то и дело виднеются под мехом. Отчаянная она, ее и холод не берет.

Вернулись в камеру как всегда. Вдруг около четырех часов - вызывают: "Засядкина, Новикова". (Оля Засядкина, Дуся Новикова.)

По побелевшему лицу Оли я все поняла...

Пятница - обычные 4-5 часов. Без объяснений стало ясно то, что сейчас произойдет. Заплакали все. Плакали даже те, кто, может быть, никогда не пролил слезы над собой. Всем стало ясно, что через несколько часов {63} отнята будет жизнь у этих двух сильных, крепких телом и духом девушек, отнята будет насильно, ужасно.

Старшей из них было всего 18 лет, и у обеих жизнь била ключом. Дуся, более слабая, забилась головой об стол. Слышен был раздирающий, животный крик... Оля уже овладела собой.

Бледная, строгая, высокая, стояла она среди нас, надевая спешными руками чистую рубашку. - "Я знала с утра, что это будет сегодня", процедила она сквозь зубы. Тут же спокойно отдала свое новое синее платье Лизе:

- "Бери, тебе пригодится".

Из двери грубо закричали, чтобы торопились. Не прошло и пяти минут они были готовы, обняли всех, низко поклонились - нам, плачущим. Слышу голос Оли около дверей: - "Желаю вам всем свободы, счастья, а мне..." - тут она не кончила и махнула рукой. - Дверь захлопнулась за ними.

На полу лежала Лиза в припадке падучей. Ушла из жизни подруга, с которой она так связана в танцах. Пухлое личико откинуто на полу, лежит Лиза вся в крови. Фельдшер суетится около нее.

Роза Вакс и тут не могла молчать, и в нескольких шагах от бьющейся Лизы бросилась и она с криком на пол. Фельдшер показывает нам, что это не серьезно. Никто не придал значения этому припадку.

Ночью.

Вечером тихо у нас; никто не шутит, не смеется. Ни слова об Оле и Дусе, но вся камера с ними. В голове у каждой кровавые последние часы. Все молчат. Кто-то ложась спать говорит: - "А помните, как еще сегодня на рассвете Оля пропела петухом". Все помнят, но молчат.

18-го декабря.

Сегодня - как будто ничего не было. Все, кроме двух, на лицо, жизнь обычная. Лиза после припадка такая, как всегда. На губе только шрам и бледна еще. Смеется. За обедом обычные ссоры из-за "гущи" в супе, вспомнили даже злополучную скамейку. Прогулка та же.

Тошно все.

Скоро праздники. Все разговаривают о них, главное - о кутье. Еще о церкви. Говорят, пустят в тюремную церковь. Правда, не всех сразу, по этажам, - одних в сочельник, других к обедне.

Валя хочет быть оба раза, надеется увидеть мужа, - говорят, сверху видно. (Женщин пускали только на хоры.) Я тоже мечтаю увидеть Кику. Что-то праздничное есть уже в воздухе. Бузя была более сорока раз в тюрьме, все знает, все помнит. Все чаще повторяет:

- "При Николае - было то - давали кутью, сладкий хлеб" и пр. Все поголовно надеются получить что-нибудь из дома.

{65} Те, что спокойно просидели полгода, год, плачут теперь при одной мысли о празднике. Началась усиленная стирка в поломанном корыте и ежедневная мойка (по очереди) голов. Затрудняет - отсутствие воды в кране, приходится урезывать воду от чая. Тоже без ссор не обходится. На прогулке уныло; повисли худые кустики под тяжелыми одеялами. Все выколачивается к празднику.

Узнали сегодня, что бледная, с большой косой, баронесса Т-ген не была расстреляна. Убит только муж, и несколько человек с ним. Ей велено было стоять и смотреть, ждать очереди. Когда все были расстреляны, ей объявили помилование. Велели убрать помещение, отмыть кровь. Говорят, у нее волосы побелели.

Читаем вслух "Герой нашего времени", одолжила тюремная учительница. Больше всего нравится "той стороне" (уголовным) "Демон" и "По небу полуночи ангел летел".

Все почти знают наизусть. Начались занятая. Чтобы использовать время в тюрьме, заключенные берут уроки. Это у большевиков хорошо организовано. Каждое утро идут к учительнице. По вечерам И-на и я с ними занимаемся. Он стараются. После ухода Оли и Дуси не танцует никто.