Полет Жирафа - [4]

красок неуместность,

глядя, как другой пунктир

врезался во Внешность.

И исчезли без следа

бледность и недужность.

Что случилось, господа?

Не узнать Наружность.

Неприятные для глаз

вялость и небрежность

оказались в самый раз —

подменили Внешность!

Загляденье для души,

лёгкость и воздушность, —

до чего же хороши

Внешность и Наружность!

Две подружки, две сестры,

две берёзки в поле…

Это всё видней с горы,

а с луны — тем боле.

Песчинка и гора

I.

Жила-была песчинка под горой,

трудилась добросовестно и честно.

Жила-была песчинка под горой,

совсем немного занимала места.

Жила-была песчинка под горой

и ничего другого не желала.

Она стояла за гору горой,

 все силы ей, всю душу отдавала.

И где теперь песчинка? Вот вопрос,

который надо рассмотреть всерьёз,

чтоб на него ответить без заминки.

А у горы, наверное, склероз:

ну, где ей помнить верную песчинку!

2.

Жила-была песчинка на горе.

Какая сила, красота и смелость!

Жила-была песчинка на горе

и снизу очень хорошо смотрелась.

Жила-была песчинка на горе,

и вся гора вокруг неё вертелась.

Жила-была песчинка на горе.

Жила, была… И вдруг куда-то делась.

Куда она девалась? Вот вопрос!

Наверно, ветер дунул и унёс, —

такое нам не в редкость, не в новинку.

А у горы — ликующий склероз:

какое счастье — позабыть песчинку!

Слово

А слава — дым,

а слово — дом,

и в этом доме я живу.

Под вечер за моим окном

садится солнце на траву,

а утром, выспавшись, встаёт

и отправляется в полет —

вокруг столиц и деревень,

с весёлой тучкой набекрень.

Приходят Прежде и Потом,

в мою стучатся дверь,

интересуясь, где живёт

прекрасная Теперь.

А я на это: вот так да!

А лучше: вот те на!

Да где ж ей жить ещё, когда

Теперь — моя жена.

Я приглашаю в дом гостей,

прошу испить вина.

И входит в комнату Теперь,

садится у окна.

Я Прежде знаю с давних пор,

мы даже с ним на ты.

И потянулся разговор

до самой темноты.

И ночь стояла у окна,

вздыхая о былом…

Но где Теперь, моя жена?

Она ушла с Потом.

Как много у меня потерь!

И вот — ещё одна.

Ушла она, моя Теперь,

неверная жена.

Ушла, покинула мой дом,

а я кричал: «Вернись!»

Проснулось солнце за окном

и устремилось ввысь,

и на пути его крутом

кружилась голова…

Но слава — дым,

а слово — дом.

Слова, слова, слова…

И просыпалась жизнь вокруг,

как водится, с утра.

И Прежде, мимолётный друг,

промолвил: «Нам пора».

И я поднялся, чтоб идти,

но отворилась дверь,

и встала на моем пути

прекрасная Теперь.

Другая, новая Теперь,

она вошла в мой дом.

И другу я сказал: «Иди.

Я как-нибудь потом».

Памятник

Смеялось море и грустило,

а там, на самой глубине,

скала гранитная застыла —

посмертный памятник волне.

И как же было сохранить ей,

в смятенье вод продлить себя?

Но продолжается в граните

её короткая судьба.

Её упрямая беспечность,

её неистовый каприз…

Гранит холодный — это вечность,

порыв мгновенный — это жизнь.

Какая быль! Какая небыль!

Какая огненная стать!

Волна себя взрывает в небо,

но ей до неба не достать.

Оно не встретит, не полюбит,

не приголубит в вышине…

И только там, в смертельной глуби,

бессмертный памятник волне.

Туман над городом

Встал над городом туман,

помолился Богу:

«Не введи меня в обман,

укажи дорогу.

Что-то вдруг произошло

в мире, очевидно:

всё вокруг заволокло,

ничего не видно».

Бог решил: куда ни шло!

И помог туману.

Всё вокруг разволокло,

видно, как с экрана.

Солнышко насквозь небес

разметало хмури,

и — с туманом или без —

всё вполне в ажуре.

Но из недр небытия

вопль истошный брызжет:

«Господи? А где же я?

Я ж себя не вижу?»

Бог на это с ВЫСОТЫ:

«Не рядись со мною.

Делай выбор: либо ты,

либо остальное.

Меньше думай о себе,

вот твоя задача».

И в ответ небытие

разразилось плачем.

* * *

Вылетали из памяти вместе:

город, улица, речка и сад.

Ни привета от них, ни известий,

ни надежды вернуться назад.

Голоса и знакомые лица,

и пожатия дружеских рук, —

все они, как осенние птицы,

потянулись на солнечный юг.

Потянулись — и канули в воду.

Где-то ждёт их другая страна…

Вылетают из памяти годы,

видно, память для них холодна.

Точечки-тирешечки

Говорил лилипут с лилипуточкой,

перепутывая шуточку шуточкой,

перехихивая хиханьку хаханькой,

называя лилипуточку махонькой

и щелкая слова, что орешечки,

выбивая за строчечкой строчечку, —

Как в морзянке, точечку за тирешечкой

и опять за тирешечкой точечку.

А над ними деревья огромные

потупляли свои взгляды нескромные:

ах, какие, мол, они у нас махонькие,

Всё им хиханьки, мол, всё им хаханьки,

и склонялись небеса солнцеликие

перед их любовью великою.

Белое и черное

Как различить, где белое, а где чёрное?

Как распознать, где чёрное, а где белое?

К белой вершине тропинка взбегает горная,

к чёрной земле снежинка жмется несмелая.

Чёрные дни тоскуют о белых ночах,

белые ночи вздыхают о чёрной темени.

И голова, что белеет на ваших плечах,

видится чёрной в каком-то далёком времени…

Белым по чёрному — это времени след.

Чёрным по белому — это листы газеты.

Буквы спешат. И тоскует вопрос по ответу —

так же, как где-то по вопросу тоскует ответ.

Простая история

Один счастливый человек

не знал, что он счастливый.

Ему казался чёрным снег

и небо некрасивым.

И обвинял он в этом всех,

судьбу, жену, соседа.

Но был счастливым человек,

хоть сам о том не ведал.

Когда совсем не стало сил

от этих горьких мыслей,

счастливый человек решил

покончить счеты с жизнью.