Полет ворона - [12]

— Не хочу говорить об этом.

Пауза. А потом:

— Тебе снится он, да? Флинт?

Она была догадлива.

— Угу.

— Ты скучаешь.

— Я не хочу говорить об этом, Тали, — ни с кем, и не с ней.

— Реган сказал, что твои сны могут быть полезными, если там то, что делает Флинт. Вы близки, Флинт — целитель разума, управляющий чужими снами, и мы думали об этом. Ты можешь рассказывать нам о снах.

Я приподнялась на локте, чтобы посмотреть на нее. Она лежала ровно, волосы были темной кляксой на подушке, кольца и завитки тату окутывали ее тонкое тело загадкой. Я хотела спросить ее о них, ведь они были сделаны тщательно, умело. И совпадали с тату ее брата. Я бы хотела знать их историю. Но люди редко рассказывали о прошлом, о семьях, о доме, об оставленных любимых. В Тенепаде это оставляли на будущее.

— В этом нет пользы, — сказала я. — Я вижу отрывки, не успеваю понять, что творится.

— Больше отрывка было, раз ты побежала в уборную.

Я промолчала.

— Сны скорее проклятие, чем радость, раз они так тебя тревожат.

Я мешкала. В тишине комнаты, где спали остальные, было проще говорить правду.

— Порой да. Но я не хочу быть без них. Даже если Флинт в беде или делает то, что я ненавижу, это лучше, чем вообще не видеть его. До весны далеко. А он может и не прийти.

Молчание.

— Я не забыла, что ты сказала насчет близости, — решила добавить я. — Мы с ним друзья. Мы долго шли вместе. Сны с ним дают мне надежду.

— Глупая ты, — сказала Тали. — Надеешься на любовь и счастливый конец? А если твои сны покажут, что Флинта пытают, заставляют выдать тайны королю, или как Флинт с Силовиками сметают деревню, сжигают все из-за Сбора?

— В прошлом сне он исполнял порабощение, на него смотрели, — тихо сказала я, хотя от ее слов выступили злые слезы. — Бабушка пострадала от неправильного порабощения. Она потеряла разум. Мне стало плохо от сна. Но у меня есть надежда, Тали. Мне нужно верить, что счастливый конец возможен для меня и Флинта, для всех нас. Если люди не могут думать о лучшем, если не могут представить будущего, где у них есть семья и дети, огород и общение без страха, то в свободе появляется смысл. Ты так не думаешь?

Тали села.

— Конечно, народ хочет изменившийся мир, — сказала она, пристально глядя на меня. — Конечно, они хотят жить без постоянной необходимости оглядываться через плечо, боязни получить нож в ребра. Но сражение будет долгим, люди умрут. Ты должна понимать, Нерин. Ты видела, что случилось с Гарвеном. Ты видела, что в тот раз погибли шесть наших бойцов. Ты слышала, что Гова и Арденн погибли, неся новости с севера. Здесь не нужны мечты о любви. Злость толкает человека вперед. Ярость заставляет сражаться, пока можешь держать нож. В нашем мире нет места любви.

— Тише! — проворчала Сула, что лежала рядом с Тали. — Некоторые хотят спать.

— Спокойной ночи, Тали, — выдавила я, хотя ее последние слова напугали меня.

— Ночи, — пауза. — Ты хорошо справляешься.

Этого я не ожидала.

— Спасибо, — сказала я.

— Тише, — прорычала Сула, накрыв голову подушкой.

— Прости, — я закрыла глаза.

Глава третья:

Утро середины зимы, и никого на лестнице. Пещера была темной, солнце снаружи пыталось пробиться сквозь тучи. Было сложно поверить, что еще год назад отец был жив, и мы терпели холод в дороге. В середине зимы мы прятались в заброшенной постройке, а потом под шалашом из веток. Я пошла наверх, стараясь шагать бодро, как того требовала Тали, и говорила при этом себе, что никогда не забуду, как мне повезло добраться до Тенепада.

Я пришла к вершине лестницы, тяжело дыша. Тали нравилось, когда мы сразу спускались, если могли, но сегодня я отправилась к утесу. Света почти не было. Дождь падал занавесью, покачивающейся туда-сюда. Я была не первой здесь. У каменной стены стоял Реган, смотрел на север через водную вуаль, его руки были сложены в молитве.

Я бы попятилась, не желая перебивать его, но Реган сказал:

— Такой важный день. Середина зимы, наша первая встреча с Народцем внизу. Важный этап нашего пути. Побудешь со мной? — я встала рядом с ним, понимая, что весьма значимо, что из тьмы зимы всегда пробивался свет весной.

— Поднимайся, брат-солнце! — голос Регана был сильным, в нем не было ни следа неуверенности. — Вскинь свой пылающий факел! Прогони тени. Шагай вперед свободно, ведь ты юн, веди нас к новому дню. Прощай, тьма. Слава свету!

— Слава свету! — повторила я. Волнующие слова подходили не только для праздника, но и для всего остального. Глядя на него, я видела, что лицо Регана светилось надеждой. Идеальное отражение света, что он звал. Конечно, он говорил с такой верностью.

Мы стояли еще долго, пока дождь не стал невыносимым, и мы пошли по ступенькам вниз.

— Ты пришел сюда, наверное, еще затемно, — сказала я.

— Я принес свечу. Дождь потушил ее за меня как в знак того, что новый свет живет мало.

— Молитва — это хорошо. Я хотела сама помолиться, но забыла нужные слова, — мы спускались, Реган шел впереди, я — за ним. Мы шли медленно, а я слышала в голове слова Тали: «Бодрее! Вы же еще не старушки?».

— Сомневаюсь, что богов волнуют слова, — сказал Реган. — Важно желание. Только несколько ребят в Тенепаде помнят старые ритуалы, многие уже стали размытыми за годы.