Полет орла - [57]

Сеславин еще не раз попадал в жаркие стычки с рыскавшими по округе отрядами неприятеля. Наконец ему удалось встретить авангард Витгенштейна. Он устанавливает сообщение между ним и Чичаговым. Кутузов рассчитывал использовать их взаимодействие и не дать основным силам французов перейти Березину.

Однако адмирал Чичагов в решительный момент недостаточно мощно атаковал Нея. Его Дунайская армия что-то мялась: то наступала, то пятилась. Растягивалась в цепи, стреляла издалека. А отряды Ермолова и Платова геройски бились в это время с французами на левом берегу реки, ожидая помощи Витгенштейна. Но Витгенштейн из ложного самолюбия (не желая подчиняться Чичагову) изобретал множество предлогов для оправдания своей медлительности. Когда подоспела его артиллерия, на которую так надеялся Кутузов, ей досталось обстрелять лишь хвосты уходящих французских колонн. Но Витгенштейн был любимцем императора Александра. Он не очень опасался быть привлеченным к ответу за свою преступную несогласованность с остальной армией.

Конечно, переправа полууничтоженной «Великой армии» через Березину представляла собой жалкое и страшное зрелище. Лед проламывался под ногами французов, они тонули тысячами в ледяной воде. Они погибали от пуль и ядер русской армии: лед и вода местами казались красными, окрававленными. Тонули повозки маркитантов и экипажи, в которых пытались уйти от расправы (как они думали) иностранцы, бежавшие из Москвы, артисты французских театров, потерпевшие фиаско международные дельцы и их семьи… И все-таки, по вине Витгенштейна, Кутузову не удалось окончательно истребить армию Наполеона. Несмотря на гибель двенадцати тысяч убитых и утонувших, несмотря на то, что двенадцать тысяч солдат сдались в плен, армия Наполеона перешла Березину.

И тут же, получив подкрепление от адмирала Чичагова, Сеславин молниеносным ударом выбил из Борисова остатки неприятельских войск. За Борисов он получил почетное звание флигель-адъютанта и бриллианты к ордену Св. Анны.

III

Ночью был сильнейший мороз. Даже месяц побелел, как промерзшая слюда, когда Сеславин со своим отрядом ворвался в занятое французами местечко Ошмяны. Развернув пушки, поставленные на полозья саней, партизаны открыли огонь по лагерю неприятеля. Пехотная дивизия Луазона, идущая из Вильны навстречу своей разбитой армии, остановилась в Ошмянах. Но солдаты поспешили спрятаться от стужи в домах. Партизаны изрубили караул и подожгли магазин с продовольствием.

Однако французы, сообразив, что атакует только русская конница, стали выстраиваться и отвечать залповым ружейным огнем. Верхом на пляшущем скакуне Сеславин управлял боем. Сеславинские пушки продолжают торопливо стрелять. Но вот… что там? Слышатся резкие возгласы команды. Французы поспешно закрывают дорогу на Вильно. За толкущейся во мраке пехотной колонной мелькают факелы, повозки, всадники…

Если бы не тьма, Сеславин мог бы увидеть Наполеона, в разгар боя въехавшего в Ошмяны. А император, мрачно кутавшийся в польский кунтуш на соболях, не предполагал, конечно, что неподалеку стреляет в его солдат русский офицер, который по странному стечению обстоятельств или, скорее, по приговору истории, неоднократно нарушал его стратегические расчеты.

Каким-то мифическим образом это удивительное совпадение стало достоянием молвы среди солдат, казаков, партизан и даже людей, не имеющих прямого отношения к армии.

Когда собирались во время той тревожной поры группы военных или прижившихся у партизан простых мужиков, нередко начинались рассказы о подвигах или сражениях, руководимых Сеславиным. Шли разговоры и о бое в Ошмянах.

– А слыхал, как он середь ночи пушки на полозья поставил да велел бить по хранцузу? – напористо расспрашивал, греясь у бивачного костра, какой-то казак, человек бывалый, любопытный и смелый. – Да вот… где здешний-то, шепелявый?

– Тутоша я, – отозвался местный житель, не то из хохлов, не то белорусов.

– А ну обскажи, как дело было? Село-то какое, ась? Что за место?

– А це место было Ошмяны. Подъихалы мы еще до кочетов, тилечко метель кончилась, та студ такой вдарил. Пан меня и пытае…

– Шо за пан? Кто такой пан? Звать как? – не унимался и требовал подробностей казак.

– Да тот самый геройский пан. Зовут Сеславин Лексан Никитович. Так вот, пан Сеславин меня и пытае: «Много в Ошмянах вражьих людей? Корпус чи поболе?» – «Так, – говорю, – пане, дюже велика сила». – «А ничего. Нэ будимо зорьки ждать, сами начнем». Поворотили пушки на санях та и вдарили, як Бог свят. Ой, шо сробилось, Мати Божия!.. Огонь, крик, гвалт… Вражьи диты шо снопы валятся… Хаты пылают… Казаки скачут…

– Так-то мы и скакали, – обрадовался казак упоминанию его участия в нападении на Ошмяны. – Я скакал, с карабина стрелял, дротиком басурман колол… Эгей!

– Ну и дальше чего? – вмешался солдат егерского полка.

– А ничего, – спокойно ответил местный мужик, одетый в короткие постолы, тулупчик, войлочную белую шапку и шерстяные рукавицы.

– Как ничево? То было чево и вдруг ничево, – рассердился егерь.

– Да забрали пленных вражин и поховались. Убигли на хуторок, – заключил местный в войлочной шапке.