Полет ночной бабочки - [10]

От автобуса пришлось еще минут десять идти пешком, и прогулка пошла мне на пользу. От свежего воздуха тошнота исчезла, прояснилась голова. Дом, где жила Юлька, оказался небольшим двухэтажным деревянным строением, крашенным желтой краской. Выстроенный вскоре после войны, он очень напоминал барак. Как можно жить в таком?

Я вошла в подъезд, поднялась на второй этаж. Обшарпанная общая дверь, которую я хотела открыть ключом, оказалась незапертой, за ней шел длинный, узкий коридор с потертыми дощатыми полами. В темноте были видны двери жилых комнат. Самая настоящая коммуналка. Я и не думала, что они до сих пор сохранились.

Разумеется, табличек на дверях не было. И хотя Юлька написала на листочке «квартира 10Б», я понятия не имела, как определить, где А, где Б, а где В. Все три выходящих в коридор двери оставались безмолвными, никто не показался из них, когда я вошла в квартиру. Так что спросить было не у кого. Я в растерянности прислонилась к стене, не зная, что делать.

Внезапно за одной из дверей, ближней к выходу, послышались шорох и чьи-то шаги. Я решила было постучать туда и спросить, где живет Юлькина мама, потом вспомнила, что не знаю Юлькиной фамилии. А для чего, собственно, дала мне Юлька ключи? Разве ее мать сама не может открыть? Значит, не может. Значит, парализована. Потому и дала мне Юлька ключи. Но если Юлькина мать не может двигаться, то шорох и шаги в ближайшей к выходу квартире означают, что там живут Юлькины соседи. Я приободрилась, надеясь, что методом исключения смогу найти нужную дверь.

Вытащив из сумочки ключи, я стала их рассматривать. Ключей было три. Один большой, старый, с пятнами ржавчины, был, несомненно, от входной двери. Два других, поменьше, поблескивали и имели замысловатую бороздку. Такая бывает далеко не во всех замках, решила я и стала обследовать вторую дверь, между кухней и комнатой – может, к ней подходят ключи. Но при ближайшем рассмотрении обнаружила, что на ней вовсе нет замка. А в косяке торчат три ржавые шляпки больших гвоздей. Вторая дверь была наглухо заколочена. Там никто не жил. Тогда я решительно подошла к третьей, ближайшей к кухне двери. Ключи были от нее, и я без труда открыла.

В нос ударил тяжелый спертый воздух. Чем только здесь не пахло. Закружилась голова, к горлу подступила тошнота. Видимо Юлька, чтобы заглушить зловоние немытого разлагающегося тела, регулярно обрабатывала комнату французскими духами. Но тонкие дорогие ароматы не уничтожали зловония, наоборот, от этой смеси запахов невозможно было дышать.

В комнате царил полумрак. Заглянув, я обнаружила, что шторы плотно задернуты и солнечный свет едва пробивается сквозь них. Постепенно глаза привыкли к полумраку, и я разглядела довольно просторную, с высокими потолками комнату, большой обеденный стол у окна, шкаф, тумбочку, на ней телевизор. У стен друг против друга стояли две старинные, с высокими резными спинками кровати. Одна, видимо, Юлькина, сейчас пустовала. На другой лежала женщина. Едва я вошла, как услышала тихий стон. Затем едва слышный голос:

– Это ты, Юля? Который час?

– Нет, это не Юля. Это ее подруга.

Женщина приподнялась на локте, остановила на мне пристальный взгляд.

– Не Юля… А где же Юля?

Я не в силах была вымолвить даже слово.

– Как вы сюда попали? – не дождавшись ответа, снова спросила больная.

– Мне Юлька ключи дала, – проговорила я наконец.

– А где все-таки Юля?

У меня опять отнялся язык.

– Понятно, – произнесла женщина, – опять загуляла.

Я растерялась. Неужели она знает, как ее дочь зарабатывает на жизнь? Если так, то почему загуляла? Гостиничные путаны не гуляют. Их снимают на несколько часов, в лучшем случае до утра. И только в гостинице.

– Вы не представляете, – продолжала Юлькина мама, – какая Юля бессовестная лгунья. Она ведь ни одной ночи не проводит дома. Говорит, такой график дежурств. Думает, я ничего не понимаю. А теперь вот и днем исчезла.

Я пожала плечами. А чего, собственно, она хочет? Такая у нас работа.

– Скажите, это опять с тем доктором, да? – Юлькина мама внимательно на меня посмотрела.

Доктором? Почему доктором? Что за бред? Но во взгляде женщины были боль и мольба, и я соврала:

– Да, с тем доктором.

– Так я и знала, – сказала Юлина мама. – Она мне говорила, что один доктор, молодой, талантливый, ухаживает за ней, я сразу предупредила ее, чтобы была осторожна. Мужчины легко дают обещания. И так же легко о них забывают. Так оно и вышло.

Да, Юлька была та еще фантазерка. Это я давно заметила.

– Вы, наверное, вместе работаете, да? – Я кивнула. – Тоже медсестра, значит?

Тут я все поняла. Неплохо придумала Юлька: дежурная медсестра. Просто и гениально. И морфин где берет, ясно – ворует на работе. На нищенскую зарплату медсестры его не будешь регулярно покупать.

– Послушайте, – вновь заговорила Юлькина мама. – Сделайте, пожалуйста, мне укол. А то, знаете, снова начались боли. В груди будто огнем жжет. Сделайте, пожалуйста. Все, что нужно, вон там на столе.

Ноги у меня сделались ватными. Не знала я, что Юлька подложит мне такую свинью. Но деваться некуда.

Как делать уколы, нам как-то объясняли в школе на уроках военной подготовки. В то время как мальчишки разбирали и собирали автомат и примеряли противогазы, девочек обучали оказанию первой медицинской помощи. Учили перевязывать, накладывать бинты и делать уколы. Бинты были старые, пожелтевшие от бесконечных перематываний. Перевяжи такими настоящую рану, тут же будет гангрена и заражение крови. Как делать уколы, нам объяснили, но знали мы это чисто теоретически, поскольку желающих испытать на себе такое удовольствие никогда не находилось.